После развода. Муж бывшим не бывает. - Анна Томченко

— Сопли собери… — Муж наклонился ко мне и положил на стол стопку салфеток.

Я всхлипнула и прижала ладонь к лицу.

Зажала нос.

— Лика, я тебя прошу, ныть прекрати, а? — Это Глеб произнёс уже с раздражением и с едва заметной злостью.

Правда, бабушка говорила, что пути господни неисповедимы.

Утром я не знала, что, заехав в северный район города, для того, чтобы забрать из типографии пригласительные на детские дни рождения, я столкнусь с самым настоящим кошмаром.

Машина Глеба затормозила недалеко от типографии. Я не могла ошибиться, только у него был эскалейт с наглухо тонированным лобовым стеклом.

Даже если я не рассмотрела номер, то это был мой муж, потому что он вышел из машины и, обойдя её, открыл заднюю дверь.

На руках у него оказался мальчик примерно двух лет.

В груди что-то треснуло.

Как будто кости ребер.

У меня тогда слезы перед глазами встали.

Глеб обошёл машину и пересёк улицу, остановился возле низкопузой темно-зелёной мазды, и из неё вышла девушка блондинка возрастом дочери.

Глеб наклонился, что-то сказал, мальчик взмахнул руками, а потом муж передал ребёнка девице.

И разговор о чем-то продолжился.

Я стояла как вкопанная возле своей тачки, которая была припаркована за углом типографии, потому что места у главного входа не было.

Стояла, прижимала к себе гору этих приглашений и не могла сдвинуться с места, как будто бы ноги вросли в землю. Я даже сквозь тонкие весенние сапожки из бежевой замши чувствовала, как холод от земли проникал в меня. И замораживал все тело.

Это же было слишком очевидно для того, чтобы подумать, что Глеб взял и просто помог там какой-то своей сотруднице, ребёнка забрал или ещё что-то.

Да я вас умоляю.

У Глеба было несколько помощников, и только с ними он разговаривал лично, и ни у кого из этих помощников не было длинных волос и ног от ушей. И груди, которая вырывалась из-под тонкого пальто.

Я смотрела за тем, как муж, договорив с девушкой. Засунул руки в карманы. Склонил голову к плечу, а потом, все-таки качнувшись вперёд, наклонился и поцеловал мальчика в щеку. Малыш взмахнул ручками, потянулся. Дотронулся кончиками пальцев до щеки Глеба, радостно захохотал.

А у меня все звуки исчезли.

Его имя сейчас было набором бесполезным букв.

Чувство самосохранения и какой-то трусости заставили меня сделать несколько шагов назад, упереться спиной в водительскую дверь своей машины.

Я почти на ощупь сведёнными пальцами открыла авто и упала внутрь.

Мне было семнадцать лет, когда мы познакомились с Глебом. В восемнадцать я уже была замужем. А в девятнадцать я родила двойняшек.

Вся наша жизнь была настолько правильной, что появление мужа с мальчиком, который младше наших внуков, толкнуло в какую-то бездну боли, шока и паники.

Я не знала, как доехала до дома, не помнила, видимо, на автомате заученные движения позволили мне пересечь почти весь город и добраться до дома в целости и сохранности, а не влететь в ближайшую машину на встречке.

И, закрывшись в квартире, я сидела и раскачивалась на диване, обнимая себя за плечи.

Мне было сорок пять.

У меня за спиной больше двадцати пять лет брака.

Двое взрослых детей и двое маленьких внуков.

Тоже двойняшки.

Дочка постаралась.

А у моего мужа вторая молодость.

Маленький ребёнок и молодая любовница.

Я ждала Глеба с работы и не знала, что скажу ему.

Но почему-то когда дверь открылась и муж стянул с плеч пальто, поставил рабочий кейс на полку и прошел в зал, все понял.

Взгляд стал острее чем бритва.

Почему мне показалось, что он все понял?

Потому что вздохнул протяжно, расстегнул пиджак, стянул его с плеч и кинул на кресло, которое стояло наискось от дивана, где заледеневшей статуей я пыталась сохранить остатки жизни.

Глеб прошёлся по квартире, зашёл на кухню и со злостью выдернул из пазов ящик, где лежали влажные салфетки, бумажные полотенца, платочки.