«Переведи меня через Майдан,
Через родное торжище людское,
Туда, где пчелы в гречневом покое,
Переведи меня через майдан»,
– безостановочно вертелась в голове Ивана песня, впервые услышанная им еще в раннем детстве. Тогда ему было лет пять или шесть. Они прогуливались с мамой по Арбату, приехав из далекого уральского Проскуринска в Институт микрохирургии глаза. На следующий день у них был прием у мирового офтальмологического светила Вячеслава Федотова. А пока они просто вдыхали весенний воздух столицы, наслаждались звуками ее разноязыкого гомона, ели мороженое, слушали игру уличных музыкантов: скрипачей, флейтистов, саксофонистов.
И тут его слух вычленил нечто особенное: кто-то потрясающе пел песню «Майдан», аккомпанируя себе на гитаре и губной гармошке. Он буквально кожей уловил тот драйв, с которым музыкант исполнял это, совсем не детское, малопонятное ему произведение. Впрочем, смысл этой песни был для него совсем не важен, его заворожили голос исполнителя и удивительная мелодия, льющаяся из-под его рук.
– Мам, кто это так чудесно поет? – поинтересовался мальчик.
– Слепой музыкант, Ванюша, – ответила та.
– Такой же, как в книжечке, которую ты мне читала?
– Нет, сыночка, Петя Попельский был пианистом, а этот парень играет на гитаре и губной гармошке.
– А как он выглядит?
– Невысокий, худенький, кудрявый, лет восемнадцати-двадцати. В круглых солнцезащитных очках. У него в руках – старенькая потертая гитара, на шее – специальный держатель для губной гармошки. Рядом с ним сидит его верный друг – рыжий пес-поводырь породы лабрадор. Он охраняет трость своего хозяина и его зеленый брезентовый рюкзак.
– А я смогу играть и петь так же, как он?
– Конечно, сможешь. Ты – талантливый и упрямый, обладаешь завидной памятью и исключительным слухом. Главное, сынок, чтобы нам помогли в клинике. Люди говорят, что Федотов творит настоящие чудеса…
В тот раз чуда не случилось. «Современная офтальмология пока не располагает методиками лечения врожденной атрофии зрительного нерва, – развел руками академик. – Хирургическое вмешательство может исправить только механические нарушения. В вашем же случае, восстановить зрение совершенно невозможно».
Перед отъездом домой они снова сидели в открытой кафешке на главном «гульбаре» москвичей, ели так понравившееся им ванильное мороженое с шоколадной крошкой и снова внимали «Майдану» в исполнении вчерашнего музыканта.
Ваня слышал, что мама плачет, тихо, почти беззвучно.
– Не плачь, мамулечка, я и без глазиков стану известным музыкантом, вот увидишь, – погладил он родительницу по мелко дрожащей руке. – Давай не будем больше ездить по Айболитам, а то после беседы с ними ты всегда сильно расстраиваешься.
– Давай! – согласилась она, но после строчки: «Мой сын поет сегодня на майдане» заплакала с новой силой.
С тех пор, накануне каждого негативного события в жизни Ивана Котельникова, подсознание включало ему «Майдан». Иногда со словами, иногда – просто музыку Сергея Никитина, и он уже знал: его ждет очередное серьезное испытание.
О том, что их сын родился слепым, Котельниковы узнали не сразу. До трех месяцев по характеру реакций и поведению он мало чем отличался от зрячих младенцев. Потом Ольга с Олегом стали замечать, что наследник малоподвижен, замкнут и как бы «погружен в себя». Ваня не реагировал на движение, игрушки, других детей, не улыбался родителям, не пытался садиться и переворачиваться со спинки на животик.
Педиатр озабоченно покачал головой и дал испуганной Ольге направление к офтальмологу. Последний, помявшись, изрек:
