Жертва по призванию - Галина Кор

Черная, белая, черная, белая… Нет, я не учусь играть на фортепиано… Это судьба чередует события моей жизни в такой последовательности. И почему всегда белая полоса короче черной…

Вот и сейчас, сидя на паре по философии, я чувствую необъяснимую тревогу, предвестницу черной полосы… Я научилась ее распознавать. Она, словно сгусток темной и плотной энергии, обнимает меня со спины, крепко сдавливая в своих объятиях.

-Эй, Яна, - толкает меня в бок новоиспеченная подружка Наташа. Дружим мы всего пару месяцев. Вместе поступили на филологический. Мы разные, но почему-то очень быстро сошлись.

-Что? – шепчу еле слышно.

Преподша по философии - нервная женщина. Если честно, то мое видение преподавателя было иным. Мне казалось, что человек старающийся растолковать сложные философские идеи и темы, должен обладать терпением, харизмой, быть интеллектуально развитым и спокойно коммуницировать с окружающими. Но мое видение разбилось о скалу по имени Виолетта Антоновна. Вечно недовольная и раздражительная особа.

-Пойдешь со мной вечером на скалодром?

-Максимова! – кричит преподавательница. – Если тебе не интересны философы Древней Греции, можешь быть свободна! Только сразу знай, что на экзамен можешь тоже не являться!

-Я обожаю философов Древней Греции, - прикладывает руку к сердцу Наташа, - жить без них не могу. Это же кладезь мудрости и знаний, накопленных за века! – Вот умеет Наташа быстро соображать и… красиво врать. Надо было ей в театральный поступать. Такой талант пропадает. А мимика? А жесты? Актриса с большой буквы. – Книги по философии – это же источник моих каждодневных размышлений, а также вдохновения и руководства в повседневной жизни. Вот Сократ говорил: «Я знаю, что я ничего не знаю». Просветите, будьте так добры, Виолетта Антоновна, о чем же он не знал, и так и не узнал… или узнал, но нам не сказал…

-Еще одно слово, - стучит нервно карандашом по книжке, а потом указывает на дверь, - и вылетишь!

-Молчу-молчу, - Наташка поднимает примирительно руки вверх, - только из-за большой любви к Сократу.

Наташа, в отличие от меня, в карман за словом не полезет. Я же, стараюсь не привлекать к себе лишнего внимания. Я не люблю выступать на публике; когда вызывали в школе к доске, постоянно краснела и блеяла, хотя прекрасно знала материал. К одиннадцатому классу уровень тревожности понизился, но в целом проблема не пропала. И вот так, как Наташа, я бы не смогла припираться с преподавателем, промямлила бы: «Простите», и покраснела до корней волос.

До конца пары сидим молча, но Наташа была бы не Наташа, если бы не продолжила диалог, только письменно. Написав фразу, двигает тетрадь ко мне, а я, отвечая, возвращаю.

Так мы выяснили, что на скалодром я с ней не пойду, так как меня пригласил в гости Вадим.

Прочитав его имя, Наташа цокает и жеманничает.

-Что опять, Максимова? – снова на нее импульсивно рычит Виолетта.

-Простите, Виолетта Антоновна, - кривится Наташа, опуская руки под стол и прикладывая их к животу, - живот разболелся. Наверное, от пирожков столовских изжога.

Лицо преподавательницы вытягивается от таких подробностей жизни Наташиного живота.

-Ой! – добавляет Наташа драматизма, изображая на лице страдание и боль вселенского масштаба.

-Если надо, выйди, - боясь непредвиденных последствий, Виолетта готова отпустить ее.

-Нет-нет, все нормально. Сократ терпел, и нам велел… - одногруппники начинают хихикать.

-Ну и группа… - недовольно качает головой Антоновна, бормоча якобы себе под нос, а на самом деле на всю аудиторию, - понабрали в институт двоечников… А я должна из них что-то слепить…

Конечно, мы не двоечники, и никто нас не понабирал, сами поступили. Дело все в том, что Виолетта Антоновна относится к девушкам как к потенциальным соперницам. Так говорят злые языки… Я бы подумала, что наговаривают, но ее постоянные комментарии по поводу одежды, макияжа, личностных качеств, услышали уже практически все девчонки группы. А мы, на минуточку, первый курс, и учимся третий месяц. Ей за тридцать, а нам по восемнадцать… и этим все сказано.