Печкины сказки
В доме бабушки моей
Печка русская – медведицей.
С ярко-красною душой,
Помогает людям жить –
Хлебы печь, да щи варить,
Да за печкой и на печке
Сказки милые таить.
Ксения Некрасова
Сказка первая
Друг сердечный – таракан запечный
Как-то морозным вечером, под самое Рождество, когда покров в сиянии ранней звезды перламутрово светился и снежок под валенком поскрипывал, что твоя капустка квашена, когда дым из трубы печной высоко подымался, аж к самой луне, когда в избе все дышало чистотой и заботой праздника – свалился с печки таракан. Упал, зашиб плечико, заохал, пополз, ковыляя, в свою щель под старым комодом.
– Ох, тошно мне, горемычному-калечному, и житьё моё никудышное!
– Ишь, занудел, заканючил, да у кого ж оно лучше? – откликнулась из угла старая Метла, что весь день мела-убирала, пылью дышала, насмерть устала.
– И то верно, всем житье скверно! Уж как всё мыли, а про меня забыли, – забренчал обиженно старый Умывальник.
–А вот мне любопытно, кругом чистота-лепота, а откель взялся это пережиток прошлого? – завелась Метла.
–Про то только Печка-матушка ведает. Она тут старше всех, она главная, ее и спросим, – брякнул носиком Умывальник.
–Матушка-печка, молви словечко! – попросил Сверчок-немолчок, золотой смычок.
Печь мигнула угольком, глубоко вздохнула, пыхнула жаром да запахом щей, что томились в загнетке, и повела свои речи.
–Было то, аль не было, родимые, – Бог весть. Жили мы тогда скудно-бедно: чего не хватись, за всем в люди катись. По щелям тараканы усатые, в чугуне шти небогатые. О-х-х! – Печка перевела дух. – На печи бабка глуха, у порога собачка стара. Дедок на лавке ворчит, да Танюшка-сиротка песню в уголку мурлычет.
Вот так же перед праздником весь день хлопотали, устали, притомились да рано спать свалились. Чаяли, что к первой звезде встанут, да куда там – сопят, не ворочаются. А во мне жару еще осталось – чуть да маленько. Не углядела я, старая, как один бедовый уголек возьми и прыгни с пода на шесток да с него на пол. А там соломенная лошадка лежала – Танюшка играла да оставила. На самый хвостик малый жарок и попал, огонек взнялся да дальше – по сухому веничку, по чисту половичку пополз. А все спят, беды не чуют. Тем же временем над самыми полатями из щели выполз Таракашечка малой. Усиками пошевелил – горячо дело, пропадут все, и он заодно. И хоть дрожал-боялся, да решился Таракашечка на крайнее. Танюшка на полатях спала, веснушки на носу да пшеничны косички, дышала сладко так, тихо. Ну вот Таракашка лапочки сложил, оторвался со стены и прямо ей на нос угодил. Она чихнула – да проснулась. Глядь – ещё чуток и сгорели бы! Побудила всех – затушили огонь.
Так Тараканишко запечный всех спас. Эту заслугу ему попомнили и сильно не притесняли с тех пор.
Сказка вторая
Сверчок-немолчок, золотой смычок
Вздохнула Печка, так что облачко пепельное взнялось и растаяло в вечерней тишине, и повела новую сказку.
– Пришла деду Анисиму пора помирать. А все в поле, страда. Один лежит на печи, охает, угольки считает – сколь жить осталось. Мало выходит.
Откель ни возьмись – Сверчок-немолчок, золотой смычок.
– Ты чего, дедушка, никак Богу душу отдать собираешься?
– К тому, верно, идет. И то, пожил малость. Девяносто годов мне, пора и честь знать.
–Как же мы без тебя? Кто Танюшке валенки подошьет, лапотки сплетет да сказку скажет?
–Ой, родимой, помрешь – все найдутся: и сказочники, и лапотники.
–Да ведь ты, дедушка, моего золотого смычка не слыхал, верно?
– Век живу – всё слыхал, и твой скрип запечный тоже.
– Э-э, нет, золотой смычок мне совсем недавно полевая мышь подарила, и звук его волшебный больных да опечаленных на ноги ставит.
– Смычок-то твой, небось, соломинка сухая с поля? – вздохнул дед.
