Первое, что я увидел, – это отражение солнца в пыльных окнах дома напротив. Несмотря на полностью открытое окно, воздух, густой и неподвижный, обволакивал, словно одеяло, не принося ни малейшего облегчения. Даже с высоты десятого этажа было заметно, как раскалённый асфальт плавился под палящим июльским солнцем, и лица прохожих, идущих по тротуарам, выражали лишь усталость и апатию. В пустых дворах дети, измученные жарой и скукой, вяло перебрасывались мячом, и их смех звучал натянуто и неестественно.
– Ненавижу жару и лето! – простонал я, потирая ладонью мокрую шею. – Спать невозможно: весь потный, как свинья, каждую ночь, даже вентилятор не помогает. Когда же мы кондиционер купим?
– Мы уже обсуждали это, – ответила мать посмотрев на меня очков. – Нужно экономить деньги. Мы тебе на учебу откладываем.
– Ааа… Ты про учебу в медицинском? Ту самую про которую я сказал, что только через мой труп?
– Глеб не будь так категоричен, – вмешался отец. – Ты ещё передумаешь. Я тоже не хотел становиться врачом в своё время, но теперь не жалею.
– Да ты ни о чем не жалеешь па, – заметил я ехидно. – Всё тебя устраивает, всё нравится.
– Ты просто не думаешь на перспективу, – сказала мать.
– Ну да, конечно, – с вызовом бросил я, впиваясь в нее взглядом. – Вы-то думаете… Вот и приходится нам затягивать пояса, отказывая себе в самом необходимом.
Мать окинула меня ледяным взглядом, в котором плескалась неприкрытая обида. Кажется, задел.
– Ты просто неблагодарный! Совершенно не ценишь того, что имеешь!
– А что я имею? Родителей, которые пытаются навязать мне ненавистное будущее? Руководствуясь устаревшими представлениями о "надежной" профессии как о единственном пути к успеху? Лишая меня права самому выбирать свою судьбу?
– Глеб перестань, – вставил отец. – Опять начинаешь.
– Что начинаю? – возмутился я. – Она постоянно меня жизни учит.
– Ах, ты у нас всезнающий гений? – процедила мать, снимая очки. Сложив руки на груди, она смотрела на меня с нарочитой обидой. – Может, тогда попробуешь пожить своим умом?
– С превеликим удовольствием, мам, – бросил я, равнодушно ковыряя вилкой недоеденную яичницу.
– Вот и чудненько! Раз медицинский тебе не мил, марш искать работу и снимать квартиру!
Я вскинул голову, пытаясь понять, не шутит ли она.
– Что? – Она поймала мой растерянный взгляд, и, почувствовав колебание, перешла в наступление. – Как тебе такая перспектива? Не век же тебе на нашей шее висеть!
– Ты серьезно? – спросил я, стараясь сохранить видимость спокойствия. – Восемнадцать мне только недавно исполнилось, и то, что ты называешь "сидением на шее", вообще-то, в порядке вещей в цивилизованном обществе.
– Ох, Глеб! Хватит философствовать! – Мать распалилась не на шутку. – Лучше возьми на себя ответственность, научись сам принимать решения!
– Да умею я принимать решения! – выпалил я со злостью.
– Ах, да? Как на прошлой неделе, например? – Мать прищурилась, словно припоминая что-то. – Когда ты приполз домой пьяный в стельку под утро?
– Подумаешь! С кем не бывает? Чуть-чуть перебрал. Просто на голодный желудок пил…
– О, нет! Последствия твоих возлияний я лично оттирала с нашего ковра! И уж поверь, там было совсем не пусто!
– Ты что, меня стыдить будешь за то, что я не могу контролировать? – огрызнулся я.
– Прекрасно ты все можешь контролировать! – не унималась мать. – Мог просто не пить!
– Ага, и сидеть, как идиот, единственный трезвый во всей компании, и смотреть, как все веселятся!
– Глеб, ты же знаешь, что плохо переносишь алкоголь, – вставил отец, до этого молчавший. – Помнишь тот Новый год три года назад? Друзья тебя чуть живого притащили, хотя пил ты не больше других.
– Точно, – мать кивнула в подтверждение слов отца. – Мы чуть с ума не сошли от страха, а ты, как ни в чём не бывало, продолжаешь пить в тех же количествах, не думая о последствиях.
