

– Леди Неялин Лейн, с этого момента
вы признаетесь разведенной женщиной и лишаетесь покровительства
семьи лорда Блейка, – раздался мужской голос.
Что?
Кто здесь?
Последнее, что помню, как грохнулась
с высоты в три метра. Ощущение полета прервалось удушающей
темнотой.
Где я?
Где горные вершины и слепящее
солнце? Я не первый раз восходила на Эльбрус и была уже довольно
опытный альпинистом, но это не спасло меня от падения.
– Лорд Блейк предлагает вам
заключить соглашение, по которому вы остаетесь в его доме в статусе
мьесы, – продолжились слуховые галлюцинации, – поставьте,
пожалуйста, подписи.
Я втянула в легкие воздух –
однозначно, не Эльбрус. Пахло канцелярским клеем, чернилами и
свечным воском. И было тепло.
Сознание путалось, в теле ощущалась
чудовищная слабость. Я распахнула один глаз и с изумлением осознала
себя в каком-то кабинете. В глубоком кресле. Все вокруг было
стилизовано под старину. Век этак восемнадцатый. Узкие окна были
задрапированы тяжелыми портьерами с бахромой, а массивное бюро из
красного дерева сверкало покрытой лаком столешницей.
– Лорд Блейк, – продолжил вещать
голос, – леди, кажется, неважно себя чувствует после процедуры
отъема дара.
За массивным столом обнаружился
массивный человек. У него, как у всякой галлюцинации, были
бакенбарды, лысина, красный нос и пенсне на цепочке. И именно он
говорил все эти странные вещи про отъем дара, приплетая к этому и
леди, и лорда, и покровительство семьи.
Мозги у меня лениво
заворочались.
Что происходит?
– Неялин в порядке, – услышала я
другой голос. – Она все подпишет.
В соседнем кресле, закинув ногу на
ногу, вальяжно расположился некий брюнет. Широкие плечи и сильные
руки, с довольно скульптурными кистями, подтянутое и спортивное
тело выдавали и в нем человека, регулярно занимающегося физическими
упражнениями. Этот мужчина был объективно красивым. Но, судя по
тому, как он взглянул на меня, еще и высокомерным. На нем была
одежда английского джентльмена: приталенный камзол, жилет, белая
рубашка с высоким накрахмаленным воротничком, сапоги для верховой
езды и шелковый шейный платок.
Со вздохом он поднялся из кресла,
взял у человека с бакенбардами какие-то бумаги и подошел ко
мне.
– Поставь подпись, Неялин, –
прошипел сквозь зубы.
Взгляд у него был тяжелый и
подавляющий.
Что? Какая еще Неялин? Что это,
вообще, за имя?
Рядом кто-то всхлипнул, и я
недоуменно обернулась на этот звук – за моим креслом стояла полная
пожилая и полностью седая женщина в черном платье и чепце. Она
прикладывала аккуратно сложенный платок к глазам и старалась
плакать как можно тише.
Когда еще мне приходилось быть в
такой ситуации? – Никогда.
У меня кружилось голова, я ощущала
легкую тошноту и боль в теле. Еще бы, упасть с такой высоты!
Возможно, я слишком сильно ударилась головой?
Проигнорировать протянутые документы
не получилось. Взяв их в руки, попробовала прочитать – буквы
расплывались перед моими глазами. Разум был точно скован, а
воспоминания мутными образами вспыхивали в голове. Но то, что я
Александра Ветрова, и мне тридцать лет, я все-таки помнила.
Вот живешь себе мечтой о взятии
Эльбруса, едешь в горы из Питера, тратишь уйму денег, а
оказываешься в сумасшедшем доме. Нет, я знаю, что альпинисты люди
безумные, но разве настолько?
Вторым потрясением оказались руки –
пухленькие и белые, словно у фарфоровой куклы. В обхвате, так
скажем, «ХL».
Мои руки были не мои.
Это было так страшно, что я
неосознанно выронила документы, вытянула пальцы и посмотрела на
кисти, поворачивая их ладонями вверх. А затем я глянула вниз и
остолбенела – довольно скромное серое платье облегало нескромных
размеров грудь!
Это не я.
…резко втянула воздух, обнаружив еще
и рыжий локон, аккуратным завитком свисающий из прически.