Яромира. Украденная княжна. - Виктория Богачева

Она — украденная из отцовского терема княжна. Ступив по своей воле за порог, Яромира и не подозревала, какие испытания уготованы ей судьбой. Только все потеряв, она обретет то, чего так страстно желала. Она полюбит всем сердцем, но еще никому не удавалось пойти против начертанного Богами.

Он — суровый, грозный викинг. Конунг из далекой северной страны, который однажды рискнет ради Яромиры всем, в том числе, и своей жизнью. Но хватит ли этого, чтобы заслужить право держать ладонь княжны в своей руке?..

Между ними тысячи нехоженых дорог и бескрайнее, холодное море. Они связаны клятвами и обетами, принесенными другим людям, но ни одна клятва не способна удержать любящее сердце.

Пролог

Драккар* разрезал огромные волны северного моря. Ледяной ветер дул со стороны горизонта, трепал паруса из суровой холстины. Над головой висела мрачная, серая хмарь; тучи спускались низко-низко, почти касались поверхности воды, в которой отражалось темное небо. Всюду, куда бы ни падал ее взор, виднелось лишь бескрайнее море, и Яромире казалось, что не осталось нигде ни земли, ни цветов, ни ясного солнышка. Лишь одна беспроглядная, серая, вечная тьма.

Она сама была во всем виновата.

Следовало слушать отца. И матушку.

На драккаре было холодно, и постоянно дул ветер, а с моря долетали ледяные брызги, и Яромира куталась в тяжелый плащ с чужого плеча. Он пах морем и солью. Он пах звоном меча и кличем боевого рога.

Он пах им.

Яромира чуть повернула голову, стараясь ничем себя не выдать, и посмотрела на мужчину из-под опущенных ресниц.

Его звали Харальдом Суровым, и не было на всем севере конунга* отважнее и храбрее. Он был строгим конунгом, и люди слушались его беспрекословно. Он не чурался обычной работы и вместе с остальными греб, ставил паруса, вычерпывал с палубы воду.

А Яромира наблюдала за ним тайком, украдкой, и была рада даже такой малости.

Ведь очень скоро у нее отнимут и это.

— Ты не мерзнешь, княжна? — конунг присел на скамью рядом с ней, кутавшейся в плащ на меху и похожей на воробушка, сам одетый в простые штаны и промокшую насквозь рубаху.

Яромира молча покачала головой: здесь, на корабле, ей порою бывало теплее, чем в родном тереме под грудой одеял.

Глубокий, грудной голос Харальда заставлял ее глупое сердце биться в дюжину крат чаще. По рукам и плечам у нее поползли муравьи, и Яромира поежилась. Девичья гордость велела ей отвернуться да прекратить глядеть на мужчину, который не был ей ни мужем, ни отцом, ни родичем.

Но душа… душа в его присутствии трепетала, словно цветок на ветру. Ее бросало то в жар, то в холод, и Яромира собой не володела. Никогда в жизни прежде она не боялась глядеть мужчине в глаза! Ничего и никого не боялась храбрая дочь князя Ярослава Ладожского, но нынче было ей страшно.

Страшно поднять лицо, страшно встретиться с конунгом взглядом.

Страшно утонуть в его темно-синих, как море в ясный день, глазах.

Страшно, что он обо всем догадается.

Мужчина не уходил, и Яромира замерла, напряженная и растерянная. Прежде он избегал ее. На небольшом драккаре это казалось невозможным, но Харальд был великим конунгом, а им, как известно, все было по силу.

Нынче же, против своего обыкновения, он сидел рядом с ней на скамье, касался бедром пышных складок ее теплого плаща, и она видела перед собой его натруженные, сильные руки с надувшимися от тяжелой работы жилами: его люди да и он сам гребли с самого рассвета, борясь с лютым встречным ветром.

Она бы многое отдала, чтобы эти руки, чтобы эти шершавые ладони коснулись ее лица.

Многое.

— Гардарики уже в паре дней пути, — сказал Харальд, и у Яромиры заныло сердце.

Именем «Гардарики» варяги называли ее дом. Стало быть, Ладога — Хольмград, как говорили они — уже близко.