Библиотека завораживала.
Михаил был её Главным хранителем больше полувека, и всё равно каждый раз, переступая порог, чувствовал волнение и трепет.
Десятки тысяч Книг – написанных кем-то из хранителей, найденных, выкупленных или украденных – стояли на бесконечных полках множества высоких шкафов. Каждая из Книг была уникальна. В одних можно было найти указания по пробуждению Сил, в других – отточенные за долгие годы формулировки заклятий и молитв, а третьи были ценны из-за помещенных внутрь артефактов.
Вместе все эти Книги давали Хранителям такую мощь, что их первенство в весьма условной, ранее постоянно подвергаемой пересмотрам иерархии внутри Триады уже давно не пытались оспаривать даже Братья.
Михаил, стараясь ступать как можно тише, прошел по широкому проходу между шкафами к окну. Сел в стоявшее там одинокое кресло, протянул руку к низкому столику красного дерева и взял бутылку с изумрудной жидкостью. Посмотрел через неё на городские огни – фары проезжавших мимо машин, свет фонарей, случайные вспышки чьих-то эмоций – и наполнил бокал.
Осень. Ночь. Абсент.
Одиночество.
Идеально.
В первую секунду это было похоже на полёт.
– Я не понимаю, – обречённо сказала Лиза, не в силах отвести взгляд от развернутого к ней монитора компьютера.
– Включить запись с самого начала? – спросил немолодой мужчина в форме, сидевший за столом напротив Лизы.
Она кивнула, зачем-то снова осмотрела крошечную комнату с зарешеченными окнами, за которыми вовсю бушевало весеннее солнце, и крепко зажмурилась. Где-то в глубине души теплилась отчаянная надежда, что всё это просто сон, кошмарный сон, и что если постараться, удастся проснуться – у себя дома, в своей комнате, на своей кровати, застеленной простынями, выглаженными мамиными руками…
– Елизавета, вам плохо? – в голосе полицейского звучали тревожные нотки.
Лиза открыла глаза, попыталась ответить, но не смогла выдавить из себя ни единого звука.
Плохо?!
Какое странное слово. Пустое, ничего не выражающее, неправильное слово. Абсолютно неправильное. Но правильное никак не приходило в голову.
– Тошнота, звон в ушах, сужение поля зрения, головокружение?
– Н-нет, – с трудом сказала Лиза.
– Вы точно хотите увидеть всё ещё раз?
– Я… мне нужно… я должна точно знать…
Полицейский щёлкнул мышкой, и изображение на экране снова ожило.
Камера уличного наблюдения смотрит на Патриарший мост. Тонкая женская фигурка движется по мосту. Останавливается. Одним лёгким движением перебирается через ограждение и делает ещё один шаг вперёд, в пустоту. Она шагает так спокойно и уверенно, что сначала кажется, будто она может летать.
Но это не полёт. Это падение.
– Нам нужно оформить протокол, – бесстрастный голос полицейского вырвал Лизу из оцепенения.
– Хорошо, – прошептала она.
– Вы узнаёте женщину на видео?
– Да, – тихо ответила Лиза.
– Кто это?
– Моя мама.
– Вы уверены?
– Да.
– У неё были друзья, родственники или знакомые в Москве?
– Я не знаю.
– Работа?
– Я не знаю.
– С какой целью она могла приехать из Королёва в Москву?
– Я не знаю.
– Какие причины могли вызвать, – полицейский на секунду умолк, словно подбирал слова, – такой поступок?
– Я не знаю.
Повторение этой простой фразы – Я не знаю – почему-то приглушало боль. Как будто слова были кирпичиками, из которых Лиза начинала строить стену между собой и своими воспоминаниями. Мама, которую она знала и любила, никогда бы так не поступила. Мама ни за что не покончила бы с собой. Ни за что не бросила бы Лизу.
Но она бросила.
Я ничего не знаю. Не знаю и не понимаю. Я не могу это понять. Не хочу. Как она могла?!
Полицейский надолго замолчал.
– У вас есть родственники помимо матери? – спросил он через какое-то время.
