Половица под ногой издала непривычный скрип. Борька посмотрел под ноги, убедившись, что в полу не появилась дырка.
– Вот ерунда… того и гляди, провалится нога. Мам, тут нужно, ну это… прибить в общем. Давай я сам?
– Не надо! – крикнула из кухни мама. – Отец придет со смены, сделает. Я ему уже говорила, что пол скрипит в этом месте сильно, он обещал посмотреть.
Мама вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. – Вот теперь и посмотрит. Что там?
Она подошла к окну, где Борькина нога чуть не ушла подпол и, посмотрев на прогнувшуюся половицу, выдала заключение:
– Да уж… Дотянул. Как обычно. Нет что бы сразу починить, он всё со своими марками возится. С этими словами, мама вернулась на кухню к плите.
Оттуда доносилось шипение и приятный запах чего-то жареного. Послышалось, как мама что-то переворачивает металлической лопаткой на сковороде. Да, без сомнения, это любимое Борькино с отцом блюдо – жареная картошка с луковой поджаркой и крупной солью. Такая соль не растворяется при готовке, и ещё чуть хрустит на зубах. Вкуснее этого – ничего просто не может быть. А когда мама варит компот из кураги, и печёт вкусные булочки-посыпушки, то и Борька, и отец на седьмом небе от счастья!
– Через полчаса будем обедать. Суп уже готов, сейчас второе дожарю и всё. Имей ввиду.
– Хорошо. Я только сбегаю к Серёге?
– Так, Борис, ну к какому еще Серёге? Я же говорю, через полчаса садимся есть.
– Ну мам, очень надо. У него брат из армии вернулся, открытки немецкие привез. Серёжка говорил, что некоторые даже с марками.
– И ты туда же… ну весь в отца. Ладно, иди. Только через полчаса что бы был уже дома, понятно?
– Есть, товарищ мама! – Борька выправился по стойке «смирно» и приложил руку к виску, будто отдавая воинское приветствие.
Борькина мама – невысокого роста женщина, лет сорока, с почти черными волосами до плеч и заколотой к верху чёлкой. Хрупкого телосложения. Борьке всегда считал, что его мама – как актриса. Даже красивее! У неё была тонкая талия и очень приятные черты лица. Борькин папа даже в шутку говорил: «Это хорошо, что ты никогда не приходила ко мне на работу. А то Завьялов бы точно тебя увёл!». А ещё, у неё был очень красивый и бархатный голос. Но иногда, когда Борька не слушался, она умела своим голосом так что-то сказать, отчего тут же хотелось встать «струной». Но бывало это редко. Всё-таки, Борька был ответственным.
Хотя ему и всего двенадцать, но к военной выправке он приучаться начал давненько. С прошлого лета, когда неожиданно подрос почти на полголовы, и теперь был уже по плечо отцу. Правда, вместе с этим, Борька немного похудел, и теперь нелепо смотрелся со своей причёской «под битлов». Его светло – русые волосы «шапкой» лохматились на голове. Когда он стоял в ванной перед зеркалом, то сам себе напоминал гриб. Однако, стричься короче он не хотел. Потому как сразу проступали из-за волос его слегка оттопыренные уши. Их Борька немного стеснялся.
Уже через минуту он нацепил первую попавшуюся футболку, с голубым якорем на всю грудь, быстро нырнул в сланцы и тут же выскочил во двор. Борькин лучший друг – Серёжка Зырянов жил через два дома от них. В таком же двухэтажном старом доме из красного кирпича. Когда-то, еще при царе, в этих домах жили офицеры Сибирского полка. Это было что-то вроде казарм. А когда пятьдесят один год назад свершилась революция, то полк был расформирован.
Окна у этих домов были почти в пол – огромные, двустворчатые. Рамы были выкрашены белой масляной краской. Каждую весну жильцы этих домов красили их заново. Старая краска то и дело местами отваливалась на солнце, после чего под свежим слоем оставались неровности и выемки. Но деваться некуда – таких новых окон достать почти негде. Можно, конечно в местной столярке заказать самим. Но тогда это бросалось бы в глаза, на фоне остальных жильцов. А выделяться никто не хотел. Так и жили, из года в год – осенью забивали рамы ватой, приклеивая отрезки бумаги клейстером, а весной отрывали пристывшее «утепление» и обновляли их кисточкой. А Борьке это даже нравилось. Это становилось общим семейным делом, к которому готовились заранее – нарезали бумагу, разводили крахмал или муку с водой, отмывали окна и подоконники. Под это освобождался целый день, обычно тёплый и солнечный выходной. Правда мама входила во вкус, и плавно перебиралась к генеральной уборке во всей квартире. Эту часть семейного единения Борька любил не так сильно. Поэтому, как только заканчивали с окнами, он старался улизнуть на улицу или к Серёжке.
