«Хорошие или плохие, грустные или веселые наши воспоминания – у всех них есть одно общее свойство: менять окраску и цвет со временем. Отношение к событиям прошлого изменяется, преломляясь сквозь призму последующих событий. Жгучая страсть превращается в стыд или, возможно, в нежность. Отчего так? Кто ж разберет. Череда событий и выводов, складывающихся в опыт. Как часто хочется прихвастнуть этим опытом? Я прожил жизнь и лучше знаю, что нужно делать. Жить воспоминаниями о жизни, продолжая делать выводы задним числом и проигрывая мысленные диалоги, гордиться и радоваться удачно, но запоздало найденным словам. С горечью осознавая необратимость времени. Однако у госпожи Истории, как известно, не бывает сослагательного наклонения. Факты. Безликие факты, которые становятся проблемой или безделицей только от нашего видения и эмоциональной окраски. Как же иногда хочется поступить иначе в прошлом, имея нынешний опыт!.. И как нечасто наш личный опыт подходит для других. Сто́ит только закрыть глаза, как память закружит и унесет в солнечные дни юности, когда, как оказывается, среди суеты и забот повседневности они были беззаботно счастливы. Как давно и недавно это было?» – так думал Алексей, старательно обходя подтаявшие ледяные лужи. Погода, казалось, сошла с ума этой осенью, изменяясь по нескольку раз за день. Выходя из дома, обманутый ярким солнцем, не взяв зонта, сейчас он кутался в пальто, стараясь извернуться так, чтобы капли дождя не попали ему за воротник. Вот уже и больничный сквер. Он вспомнил вдруг это же место когда-то давно. Летнее солнце жарко светит, и Аленка, совсем юная, в светлом платьице с длинной косой, смеется – так солнечно, – когда он встречает ее после занятий. Она училась тогда на медсестру, и у них была практика в этой самой больнице. Как замирало его сердце, когда она сбега́ла по ступенькам ему навстречу! Как они гуляли под этими большими деревьями!
Старые деревья, кованая ограда и стаи неприкаянных ворон, кружащих над зданием, в совокупности напоминали кладбище. Подняв лицо вверх и разглядывая пируэты черных птиц, он прошептал, улыбаясь сам себе:
– Зря кружите, стервятники. Зря. Мы еще поживем.
Кружение воронов уходит в воспоминание…
Они молодые, совсем юные, кружатся вокруг себя, взявшись за руки. Уже тогда, глядя в ее смеющиеся глаза и на рассыпанные по щекам озорные веснушки, все внутри заходилось от нежности и решимости быть вместе всегда.
– Остановись! – смеялась она. – Я сейчас упаду.
– Конечно, – я приобнял ее тогда за плечи. – А давай пообещаем друг другу быть вместе навсегда.
– Дурачок ты какой-то. Мы же и так вместе всегда – с пеленок. Мы же соседи, забыл? – Она щелкнула его по носу и вскочила. – А пойдем мороженое есть?
– Нет, я не это имел в виду, говоря про быть вместе, – я расстроился из-за ее непонятливости.
– А ты что, жениться на мне собрался? – у девушки в глазах заплясали чертики.
– А что, вот и женюсь, – я дерзко вскинул вверх подбородок, позаимствовав тот жест у героя какого-то модного тогда фильма. Казалось, что это придает мне мужественности…
– Дедушка, как мне к магазину пройти, не подскажете? – вернул его в слякотный ноябрь звонкий девичий голос.
В районе, где прожита была целая жизнь, где все знали друг друга с пеленок и запахи сообщали о блюдах, приготовленных матерями на обед, недавно открылся филиал какого-то института с модным и труднопроизносимым названием. Конечно, сразу появилось много молодежи, заселившейся в общежитие, еще неопытной и не ориентирующейся на местности.
