Теперь наверное, никто и не вспомнит, откуда возникла вражда между этими семьями. Жили они по соседству, два двора и разделял дувал (глиняная стена) с деревянной калиткой, чтобы можно было ходить к друг другу, не выходя на улицу, это настолько сильная дружба была между этими двумя семьями. Дома эти в махалле Сагбон, в старом городе, были построены очень давно, ещё в двадцатых годах прошлого столетия. Со временем, пристраивались дома. Но почти до самого землетрясения тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, которое произошло в Ташкенте двадцать шестого апреля, улицы были нетронутыми напоминаниями о тех далёких годах, когда здесь жили наши деды, которые отсюда уходили на войну.
Эркин, которому в то время было восемнадцать лет, вместе со своим близким другом, которого называл братом, с соседом Мумином, одними из первых написали в военкомат о желании пойти на фронт. Эти парни учились в одной школе, в одном классе, росли вместе, их отцы дружили и матери были не разлей вода, часто готовили в одном казане и ели вместе, то у одного, то у другого в доме.
В сорок первом году, Эркин и Мумин, вместе с тысячами других молодых людей, ушли на фронт. Их родные каждый день ждали от них вестей и если приходил треугольный конверт, читали все вместе и вместе радовались. Беда не коснулась ни семьи Эркина, ни семьи Мумина, правда, война разбросала этих парней. Один воевал в пехоте, уходя со своим отрядом вслед за войной всё дальше, через деревни, через маленькие и большие города, другой воевал в танковых войсках.
Поэтому, первым с войны пришёл Мумин, не зная, жив ли его друг, брат, близкий сосед и одноклассник. На вопросы родных Эркина, Мумин лишь отвечал, что воевали они в разных войсках и ни разу за эти четыре года не виделись.
– Но будьте уверены, мой брат Эркин жив, ведь похоронки не было! Нужно терпеливо ждать, Мехри опа, Шакир акя, нужно ждать, – сказал Мумин, успокаивая родителей друга.
– Мой сын прав, Мехри опа, война четыре месяца назад закончилась, а люди до сих пор возвращаются домой. И наш Эркин вернётся, с помощью Аллаха. Не отчаивайтесь, он и нам сын, как Мумин Вам сын. Верно, Батыр акя? – прижавшись к старой гимнастёрке сына, обняв его руку, сказала мама Мумина, Зухра.
– Мой сын прав, письма от Эркина не было, скорбного сообщения тоже, не будет терять надежду, нужно ждать, а терпение нам всем даст Аллах, ведь Эркина мы любим не меньше, чем Мумина. Они наши дети, – сказал Батыр, отец Мумина.
Шакир акя и Мехри опа были старше родителей Мумина, совсем не намного, но у узбеков, будь они старше хоть на полгода, их непременно называли на Вы и обращались опа и акя, проявляя уважение. Но они были настолько близки, что позволяли обращаться с Зухрой и Батыром проще, называя на ты. Так было всегда, тем более и родители росли на одной улице.
Эркин вернулся глубокой ночью, через месяц после возвращения Мумина и нетерпеливо постучался в деревянную калитку своего дома, по которому тосковал долгих четыре года, вспоминая родной дом, улицу, родителей, между боями, сев писать очередное письмо домой. Мехри опа спала чутко, тем более, в конце сентября дни в Ташкенте стояли жаркие и ночи тёплые. Услышав стук в калитку, женщина, проснувшись, вскочила и спустилась с топчана, сердце в её груди так сильно билось, словно было готово выскочить, разорвав грудную клетку. Проснулся и Шакир акя, сестра Эркина спала в доме, девочка подросток, но спать во дворе, даже поодаль от родителей, не полагалось. Подбежав к калитке, трясущимися от волнения руками, женщина открыла её и буквально упала в объятия сына. Шакир акя, проснувшись, подошёл следом за женой и просто обнял их обоих, уткнувшись лицом в плечо сына, вдыхая запах дыма и пота от гимнастёрки.
