Фраза была на сербском. Как, впрочем, и следующая. Ручной набор. Напечатано кириллицей. Между строк проглядывал отпечаток с оборотной стороны листа. Бумага, изначально совершенно белая, в некоторых местах под действием неумолимого времени пожелтела.
Ожидая, пока молодой человек рассмотрит титульную страницу книги, загадочный человек делал вид, что разглядывает кабинет, эту давно не беленую комнатенку в самом конце сужающегося коридора. В кабинете, точнее комнате общего назначения, по размерам довольно тесной, находился обшарпанный шкаф для архивных документов с неоднократно выламывавшимся замком, стоячая вешалка, два расшатанных стула, письменный стол и горшок с грустным стеблем полыни. Письменный стол был небольшим, с облезшим лаком и изрезанными краями, на нем едва умещалось шесть довоенных томов словаря Матицы сербской, послевоенный орфографический словарь и груда свежеотпечатанных газетных текстов за эту неделю.
Свет в комнатенке был совсем слабый, вид из окна почти полностью заслоняли безобразные плечи соседнего административного здания, поэтому, чтобы увидеть румяный краешек солнца, нужно было ждать полудня, который никогда не длился здесь более четверти часа, и то при условии, что небо не затянуто облаками – как сейчас, в конце ноября. Видимо, из-за этого молодой человек сидел скрючившись, уткнувшись лицом в раскрытую книгу. Прочитав первую страницу, он осторожно перевернул ее, но лишь быстро пробежался взглядом по строчкам, чтобы затем закрыть книгу и начать внимательно изучать переплет из сафьяна холодного красного цвета, безусловно, слишком изысканный по нынешним временам.
– Итак? – сказал человек, причем ни одна черта на его лице не изменилась настолько, чтобы стать достойной его описания.
– Итак?! – задумчиво произнес молодой человек, который хотя и догадывался, чего от него сейчас потребуют, пытался тем не менее выиграть несколько лишних мгновений для раздумий.
– Итак, решайте, согласны вы или нет! – едва заметно нахмурился человек.
– Я не уверен… – начал Адам Лозанич, студент последнего курса филологического факультета, писавший сейчас дипломную работу на отделении сербского языка и литературы и одновременно трудившийся корректором по договору в журнале о туризме и природе под названием «Наши достопримечательности». – Я не знаю, что вам сказать, ведь это уже не рукопись, а книга.
– Разумеется, не рукопись, но важно только, чтобы вы соблюдали мои условия. А именно, не оставлять никаких записей или других письменных следов нигде, кроме как на предмете вашей работы. Подразумевается полная конфиденциальность. Если вы считаете, что гонорар недостаточно высок, я готов предложить вам… – Тут человек доверительно нагнулся к его уху.
Адама поразила даже та сумма, которая была названа вначале. Теперь она оказалась удвоенной, и он мог бы безбедно прожить на нее пять-шесть месяцев, не беспокоясь о плате за жилье, завершить наконец-то дипломную работу и окончить университет. Вместе с гонораром от журнала «Наши достопримечательности» как раз хватило бы на то, чтобы справиться с безденежьем.
– Это великодушно. Но ведь такого рода работа имеет смысл только в случае, если… как бы это поточнее выразиться… если ее совершают на этапе рукописи. Однако книга уже напечатана, дело сделано, и теперь корректурой или правкой ничего не исправишь. Кроме того, я просто не представляю, что сказал бы на все это автор, этот самый… – продолжал колебаться молодой человек, снова раскрывая сафьяновый переплет, под которым на титульном листе внутри было крупными буквами напечатано «МОЕ НАСЛЕДИЕ», а ниже, мелким шрифтом: «Написал и издал за собственный счет г-н Анастас С. Браница, литератор».
