Развод. Моя вера - Марина Владимирова-Бойко

Он не зашел в родильную палату, он ворвался словно ураган, когда она стояла у окна и качала новорождённого сына на руках. Дверь была приоткрыта, я слышала их разговор:

- Мне не нужен ребенок инвалид! Ты оставишь его здесь и вернешься ко мне.

- Не смогу, - она отрицательно закачала головой. - Не смогу этого сделать.

- Сможешь, - его грозный тон, как гром среди ясного неба. - Ты должна уяснить своими куриными мозгами, что ребенка ты потеряла. Врачи сами сказали, что с таким диагнозом он не проживет и двух месяцев.

- Нет! – ее крик раздался эхом. В длинном, пустом коридоре потухла лампочка, после чего она говорила шёпотом, ее голос доходил почти до хрипоты.

– Не сделаю этого, не смогу, - Теперь она бормотала сквозь слезы. Сквозь рыдания, которые невозможно ни чем заглушить. А этот высокий, светловолосый мужчина в дорогом костюме тройка, этот, лица которого я не видела стоял на своем:

- Сутки. Сутки на размышление, после ты вернешься домой к своей обычной жизни.

- Если… Если я не сделаю этого?

Он схватил ее, потянул к себе, в этот момент я хотела войти в палату, на ее руках заплакал малыш и светловолосый оттолкнул ее в сторону.

- Если не сделаешь, сама знаешь, что будет.

Раздались его уверенные, тяжелые шаги. Я прижалась к стенке. Он вышел из родильной палаты, где была она. Я смотрела в его широкую спину, чувствуя терпкий запах шафрана. Затем медленно перешагнула порог.

На ней не было лица. Она постоянно вытирала слезы и совсем не обращала внимания на меня.

- Все будет хорошо, - мне почему-то хотелось ей помочь, но найти утешительных слов не получалось.

- Нет-нет. Не будет. Он страшный человек. Я до ужаса его боюсь. Боюсь за себя и за ребенка. Он его не признает. Никогда…

Она подошла ближе и переложила мне малыша на руки. Я посмотрела на его кругленькое личико, на закрытые глазки и на душе стало намного легче. Такой красивый, такой милый малыш, как же это черствый, высокомерный в дорогущем костюме, может так говорить.

- Прошу, спаси нас, - она посмотрела на меня. В ее серых глазах была печаль. Полные глаза тоски и печали.

- Не понимаю, о чем ты говоришь?

Она продолжала вытирать худыми руками слезы.

- Ты же мечтала о ребенке, ты мечтала о сыне. Ты сама мне говорила.

- У тебя просто шок. Послеродовой шок.

- Я поговорю с врачами, они все напишут, как я скажу. Я заплачу. У меня много денег. Назови сумму и она тут же поступит на твой счет. Умоляю, пойми меня. Ведь ты же тоже женщина, чтобы ты сделала для своего ребенка?

- Мила, тебе нужно успокоиться. Поспать, роды были тяжелыми.

- Ты скажешь мне свой адрес, я буду приезжать к вам. Об этом никто не узнает, - она продолжала стоять на своем.

Я отрицательно качала головой. Какой-то бред. Она просто не в себе.

- Не верю, что мой ребенок неизлечимо болен. Не верю, все что говорят врачи. Я никому не верю, кроме тебя Вера.

Шесть лет спустя…

Вера

- Мишенька! Иди кушать!

- Иду мамочка! – раздался его тонкий детский голосок, затем он медленно, прихрамывая, появился на кухне. В нашей маленькой, с розовыми занавесками кухне.

- Доброе утро сынок! – я поцеловала его в макушку. Светловолосый парнишка сел за стол и взял вилку.

- Мамочка у тебя сырники вкуснее, чем у бабушки.

- Бабушка просто их по-другому готовит, - я домывала посуду, затем включила чайник и насыпала в чашку растворимого кофе. Затем сгрузила грязную посуду в раковину, подумав о том, что в ванну. Нужно обязательно не забыть купить лампочку, потому что старая давно перегорела.

На самом деле в нашей небольшой квартирке много что перегорело. Домом нужно заниматься, а я постоянно на работе. Тем более здесь давно плачет мужская рука. Ручка от двери держится на честном слове, кран протекал. На выходных нужно обязательно этим заняться. Так что дел не впроворот.