-Ба, а, ба.
–Что?
–Ну, ты, что, сердишься? Не сердись, ба.
–Вот ты скажи, зачем было эту дохлятину в дом тащить?
–Ну как же, иду по лесу на это болото твое за упрыг – грибом, а она под кустом лежит, вся в крови, рука вон вся израненная, я думаю, всё, померла баба сердешная, наклонилася к ней – дышит, как оставить-то человека в такой беде?
–Как-как, просто, пошла бы себе к болоту по своим делам, да и всё, – прогундел басовитый старческий голос.
–Ба, ну ты же ни кто-нибудь, ведьма самая сильная во всей округе, любого на ноги поставишь, – заискивающе произнёс девичий голос.
–Сколько раз говорю, не ведьма я, а травница.
–Ну хорошо, травница. Помоги ей, ба! И так баба несчастная, страшная, назамужняя и уже не выйдет никогда.
–Чтой-то не выйдет-то? – со смешком спросила бабка.
–Так говорю, страшная, плоская, как доска, ни с какой стороны округлостей нет, точно говорю, не будет у ней женихов.
–Зато у тебя округлостей хватает, замучилась по вечерам ухажеров гонять, беги на чердак, сама знаешь, что принести.
–Заживай- траву и боль-утоли?
–Да, да, беги быстрее, а то не успеем.
Раздались быстрые шаги. Что- то заскрипело, и я почувствовала чьё-то дыхание на моей щеке.
–Хорошо тебе досталось, если сможешь вытерпеть, выживешь, нет, туда тебе и дорога.
Старуха зашептала что-то низким голосом, застучала чем-то деревянным, голос её постепенно становился всё ниже и ниже, а боль в моей руке все невыносимее, в голове пульсировало, перед глазами поплыли яркие оранжевые круги.
–Всё, – вдруг сказала старуха басом, – кончено.
Я изогнулась дугой от страшной боли и потеряла сознание.
***
–Ба, принесла.
–Заживай-траву завари в серебряной кружке и поставь в печь томиться, а боль-утоли залей холодной ключевой водой и на ледник снеси на час, потом смешай всё, да на тряпицу вылей, руку перевяжи, как я тебя учила, сможешь?
–А что же, авось не самая тупая.
–Ну, давай, ухаживай за своей дохлятиной, я пойду коров подою. Как ты до дому-то этакую тяжесть дотащила?
–А мне Семен, пастух, помог, он там коров недалеко пас, через седло его жеребца перекинули и привезли.
–Скажи, чтобы меньше болтал, баба не простая, мало ли что.
–Спасибо, ба, ты самая хорошая ве…, травница.
Старуха хмыкнула и зашаркала куда-то.
Рядом со мной кто-то сел, лба легонько коснулась прохладная рука, – ничего, сердешная, поправишься.
Моя спасительница шмыгнула носом, на щёку мне капнуло что-то горячее, плачет что-ли. Никто никогда по мне не плакал, боль вдруг ушла куда-то, и я провалилась в темноту.
***
Сознание возвращалось, а с ним обрывки воспоминаний. Осень, льёт дождь, я совсем маленькая сижу в большой грубо сплетенной корзинке, на мне рваная холщёвая рубашечка, холодно, от голода кружится голова, и путаются мысли, передо мной огромная кованая дверь, она со скрипом открывается, выглядывает женщина в черной одежде и платке.
–Да что же такое, опять подкинули! – хватает мою корзинку и затаскивает внутрь.
***
На мне уже сухая одежда и большой кусок мягкого хлеба в руке, я не верю своему счастью и съедаю этот хлеб так быстро, что что-то пищит в желудке, и становится больно. Но всё равно счастью моему нет предела, я сворачиваюсь калачиком и засыпаю, как кошка в своей корзинке, кто-то осторожно накрывает меня сверху теплым платком.
***
–Просыпайся, – я открываю глаза и вижу перед собой улыбающееся женское лицо, оглядываюсь, вокруг всё незнакомое – большой зал, высоченные каменные стены, в углу горит камин, тепло. Женщина выхватывает меня из корзины и накручивает мне на ноги полоски тонкого меха, теперь мне не будет холодно на каменном полу. Я делаю несколько шагов, любуясь на свою новую обувку, поднимаю глаза – в центре зала стоят несколько таких же детей, как и я, и смотрят на меня с любопытством, мне становится интересно, и я шагаю к ним…
