Предоплата за любовь - Лена Поллина

- В твоем мире, твою мать, как в игрушечном зоопарке! – выпаливает Женя, ударяя по рулю моей красненькой машинки и измеряет меня гневным взглядом. – вроде годы бегут, а в твоей голове не прибавляется ни-фи-га. Как так, Ксюш?

Наблюдаю, как по лобовому скатываются крупные капли.

Зря он приехал. Я не нуждаюсь в его помощи!

Он не имеет на это право! Ни на единый упрек и осуждение, черт возьми, не имеет грёбанного права!

Опустив ладонь осторожно потираю подвернутую лодыжку и с тоской провожаю уезжающий трамвай.

Лучше бы я бросила машину здесь и уехала на общественном транспорте, но Золотарёвские псы, строго следят за моими передвижениями.

Жене депутата нельзя разъезжать на трамвае. Плевать, что бывшей… Плевать, что в статусе семьи мы состояли всего год, да и брак наш был сплошной фикцией.

Для всех…Но к сожалению не для меня.

Жена депутата…

Могла ли я подумать, что однажды вновь он вспомнит обо мне? Нет… Не могла, но очень об этом мечтала.

Женя нагибается к бардачку и коснувшись рукой моего колена в тонком капроне, дергает на себя маленький ящик.

Зря он это… Из бардачка вываливаются документы на мебель, с прошлого офиса, различные чеки, накладные и большая пачка влажных салфеток.

Подозреваю, что именно ее он искал.

- Ну охренеть ведь, а! – гневно цедит, подбородком указывая мне на обрушившийся на коврик бардак.

Я все знаю сама.

Без его упреков.

Я непунктуальная, некоммуникабельная бардачница, лишенная коммерческой жилки. Полная противоположность своему бывшему мужу.

Мужу… Господи!

У Жени все это время была своя жизнь, у меня же после нашей дурацкой сделки ее не было, потому, что я предпочла существовать.

- Прекрати…- прошу устало и сглатываю тошноту.

Мне так-то очень больно.

Мне бы к травматологу, а не выслушивать вот это все.

Золотарев тянется к коврику, пытаясь поднять упавшую пачку.

Я не тороплюсь ему помогать. Мне нравится, что он сейчас у моих ног.

В конце-то концов он у меня в должниках…

От его касаний в груди гулко колотится сердце.

Женя возвращается на место и вытянув салфетку вытирает запачканные пальцы, осуждающе осматривая мой внешний вид.

Я знаю, что на мне непозволительно короткое платье и слишком яркая помада, но я больше не желаю обсуждать свой гардероб с его верной овчаркой Региной.

Хватило мне ее нареканий по поводу того, что я ношу непростительно несерьезные вещи.

Да пошла она вместе со своим шефом!

Моя ладонь вновь на лодыжке, но я не берусь сообщать своему мучителю, что боль в моей ноге-адская.

- Какого хрена на ночь глядя куда-то собралась да еще в таком виде? – грубо отчитывает, швыряя салфетку на панель.

Он не свинья, нет… Наш депутат умеет держать себя в руках и его порыв говорит лишь о том, что мне удалось вывести его на эмоции.

Восемнадцатилетняя, влюбленная девчонка во мне ликует и хлопает от радости в ладоши. Двадцати шести летняя черствая женщина-молчит. Ей по фиг.

Мы молча смотрим друг на друга. Каждый со своей эмоцией. В его глазах сплошная злость. В моих – целый коктейль. Я не могу испытывать к этому человеку что-то одно…

Я злюсь на него, ненавижу, презираю и…возможно…где-то глубоко-глубоко в сердце все еще люблю.

- Не твое дело – шмыгаю обиженно.

Господи! Ну ведь хотела казаться взрослой, самостоятельной женщиной, а опять лью слезы, как влюбленная студентка. К слову, Золотарёв уже давно составил обо мне мнение. И к сожалению оно полностью совпадает с моими мыслями. Я для него все та же невзрачная студентка филфака, которая живет в общаге, зубрит под одеялом конспекты и раздражает его своим видом.

А все его слова- сплошной спектакль!

- Пореви, блядь давай…Столько ведь плохих людей вокруг и все тебя обижают… - Хмыкает, хватаясь за руль и смотрит в лобовое.