Человек, называвший себя впоследствии «сыном отца-солнца и матери-земли», родился в 1548 году в городе Ноле, у подножия Везувия, в благодатном краю, который еще с античных времен носил имя Счастливой Кампаньи. За пять лет до его рождения на окраине Фрауенбурга, в Пруссии, скончался местный каноник Николай Коперник, а еще годом ранее в Риме была учреждена Конгрегация священной канцелярии (заменившая собой «Великую римскую инквизицию»), – организация, чей приговор полвека спустя оборвет его жизнь. Еще две символические даты обрамляют время его появления на свет: французский гуманист и издатель Этьен Доле был сожжен на костре в 1546 году; в 1553-м та же судьба постигла испанского ученого Мигеля Сервета, открывшего кровообращение в человеческом организме.
Отцом будущего философа был бедный дворянин Джованни Бруно, отставной военный, в молодости служивший в войсках неаполитанского вице-короля герцога Альбы; о матери мы знаем только то, что ее звали Фраулиса Саволина. Родители дали сыну при крещении имя Филиппо в честь испанского инфанта (через 10 лет он вступит на престол под именем Филиппа II).
Из-за нелепой случайности Филиппо едва не погиб в младенчестве. Однажды в его колыбель заползла ядовитая змея – нередкая гостья в тех краях. К счастью, на крик перепуганного ребенка прибежал отец, находившийся в соседней комнате, и убил гадину. Интересно, что этот случай сохранился в памяти самого Филиппо, который неожиданно вспомнил о нем, будучи уже большим мальчиком, причем буквально передал изумленным родителям восклицания отца, с которыми тот убивал змею. Тогда он еще не знал, что змея в колыбели – знак героической судьбы, как свидетельствует миф о детстве Геракла.
Цветущая Нола, лежащая в плодородной долине, неподалеку от Неаполя, представляла собой удивительное явление: за свою более чем двухтысячелетнюю историю этот город ни разу не подвергался вражескому разорению. Видимо поэтому в характере ноланцев, потомков греческих колонистов, гармонично сочеталось эпикурейское и элегическое отношение к жизни, отчасти унаследованное и Бруно. В предыдущем столетии ряд выдающихся людей, поселившихся в Ноле, таких как поэт-философ Понтано и филолог Лоренцо Валла, превратили ее в культурный центр Италии. Отец Бруно, по-видимому, любивший поэзию, был хорошим знакомым ноланского поэта Таксило.
Пасторальные пейзажи Счастливой Кампаньи с их мягкими линиями плодоносных холмов, покрытых виноградниками, навсегда запечатлелись в душе маленького Филиппо. Много позже, в его скитаниях по Европе, не было дня, чтобы он не уносился мысленно к родным краям: «Италия, Неаполь, Нола! Страна, благословенная небом, в равной мере именуемая главой и десницей земного шара, правительница и владычица иных поколений —ты всегда почиталась и мной, и другими как наставница, кормилица и мать всех добродетелей, наук, искусств и гуманных установлений!». На чужбине он будет называть самого себя ноланцем и присвоит своей философии имя милой его сердцу Нолы. Хотя помнил он и другой образ родины: «Не в меньшей степени называют ее учительницей всех пороков, обманов, скупостей и жестокостей…».
С жестокой изнанкой жизни Бруно впервые столкнулся в восьмилетнем возрасте, когда в каждом ноланском доме обсуждали трагическую историю земляка – некоего Помпонио Альджерио. Этот юноша, уехавший в Ломбардию учиться, навлек на себя донос в еретичестве, под давлением инквизиции был выдан венецианским сенатом Риму и предан мучительной казни – его сварили в кипящем масле. В участи несчастного Помпонио, который, кстати, тоже с гордостью называл себя Ноланец, маленький Бруно мог бы прозреть свою собственную судьбу.
