Пролог. Огонь под снегом.
Киев, 20 февраля 2014 года
Снег падал странно – словно не с неба, а поднимался от самой земли, вихрился в тяжёлом, свинцовом воздухе, застревая между обгорелыми баррикадами, пустыми пластиковыми бутылками, окровавленными бинтами и расплавленным пластиком. Всё вокруг казалось вырванным из кошмара, где время замедлилось, а реальность разорвалась по швам. День, что должен был быть обыкновенным, стал последним для сотен.
Киев молчал.
Но в этом молчании слышался срывающийся хрип тысяч глоток – усталых, изрезанных криком, пропитанных гарью, обожжённых дымом шин и слезоточивым газом. Этот хрип жил в каждом переулке, в каждом выбитом окне, среди остатков брусчатки, перемешанной с кровью.
Город не кричал – он стонал, натужно, глухо, будто сам себе не верил.
Над майданом, среди клочков сизого дыма, висел холод, сквозящий в кости. Флаги колыхались, как вырванные из рук тряпки. Люди не понимали ещё, что это только начало.
Тогда ещё казалось, что это закончится – день, два, неделя, может, месяц. Что кто-то одумается. Что взрослые мужские лица, те, кто выше, кто управляет, увидят, к чему всё идёт.
Они не увидели. Или не захотели.
А снег продолжал кружить, как пепел, как память.
И среди этого серого марева уже зарождалось то, что потом накроет собой целые поколения. Первые выстрелы, первые погибшие, первые сломанные судьбы.
Потом было всё остальное – годы, которые уже не вычеркнуть, города, которые сменят флаги, границы, что нарисуют заново.
Но всё началось здесь – под этим свинцовым небом, где снег поднимался с земли, а не падал сверху. Там, где люди верили, что ещё можно что-то остановить. Там, где Киев впервые замолчал так страшно.
И пока дышим – мы помним.
ГЛАВА 1. ИСХОД. Часть I: Тишина перед бегством.
Киев, 21 февраля 2014 года. Ночь. Межигорье
В доме, где люстры весили по тонне, а каждый ковёр стоил, как квартира на Оболони, было слишком тихо. Такой тишины Президент Украины не слышал даже в детстве – в камере, когда сидел за хулиганку. Тогда шум хотя бы был внутри. Сейчас – только снаружи, за многослойными стенами, за камерами, сигнализацией, охраной и стальными воротами.
Он сидел в кресле, старом, массивном, из вишнёвого дерева, и пил крепкий кофе, который уже давно остыл.
– Президент… – прозвучал голос охранника в рации. – Группа "Альфа" на связи. В Киеве стало опасно. Баррикады прорваны. Снайперы засекречены. Убитых… десятки.
Он не ответил и смотрел в камин, где догорал дуб. В этот вечер даже огонь казался равнодушным.
В его голове стучало только одно:
"Что пошло не так?"
Четыре года назад он был победителем. Всенародно избранный. Его встречали в Кремле с улыбками. В Европе – с холодом, но с протянутыми руками. Он стоял между мирами, как канатоходец.
Но этот канат – оказался намазан маслом. Он поскользнулся. Когда отказался подписывать ассоциацию с ЕС – как будто толкнул страну в пропасть. С него смыли маску. Его начали ненавидеть те, кто вчера хлопал.
– Может, стоит выйти к народу? – сказал советник Бобров, робко подойдя к креслу.
– К какому? – голос Президента Украины был глухим. – К тем, кто с коктейлями и цепями? К тем, кто с автоматами? Или к тем, кто уже не верит никому?
Он поднялся. Медленно, словно в нём были мешки с цементом. Подошёл к окну. Там – аллея с ледяными деревьями. Спокойствие. Красота.
"А там, в центре, горит Киев. Мой Киев."
В голове вдруг всплыл голос отца. Грубый, резкий, издалека:
– Слабость – хуже предательства.
Он дрожал. От холода ли? От страха? От стыда?
– Готовьте вертолёт. – сказал он вдруг. – Всё. Мы уходим.
– Куда, Виктор Фёдорович?
Он посмотрел в глаза. Медленно, с каким-то усталым величием.
– Куда угодно, где ещё осталась тишина.
