Совершенно пустой вагон с тихим глухим свистом покачивался, погружая Антона в сон. Дачный сезон по большому счёту ещё не начался, поэтому никто не ехал из Новой Калиновки в город. Немногочисленные пассажиры все до единого вышли в Павловске, – так он и остался один, тупо разглядывая своё размытое отражение в вагонном окне, за которым сгущался мрак. Сгущался, размазывая контуры еловых посадок по рдеющему на западе сизым оттенком небу. А ещё постоянно мигал свет, отчего приходилось закрывать глаза, чтобы это не раздражало. Неумолимый прогресс нёсся по планете, как и этот скоростной поезд, а лампы всё ещё продолжали мигать, как в старые добрые времена.
За последние десять лет мир неузнаваемо изменился. Изменения эти начались для большинства неожиданно, почти на пустом месте. Но очень скоро люди к этим переменам приспособились и уже не замечали, насколько криво и несоразмерно новое и старое смешиваются друг с другом. Реальность меняла свою оболочку, словно змея кожу, и на её физическом облике отжившие лоскуты дряхлого всё ещё соседствовали с глянцем и красотой молодого.
Когда до конечной оставалось минут двадцать, Антон, всё же успевший задремать, почувствовал, что рядом с ним кто-то уселся на соседнее кресло. Скорее, это было не чьё-то движение, а запах. Запах чуть сладковатых духов, пробудивший от томной дрёмы и заставивший лениво открыть глаза.
Незваным гостем оказалась молодая девушка, неестественно красивая в контрасте с мрачным из-за пустоты́ вагоном. Она смотрела на Антона, и на губах её читалась странная полуулыбка, то ли извиняющаяся за такую бесцеремонность, то ли насмешливая.
Антон встрепенулся, в его сознании пронеслась целая лавина мыслей, ни одну из которых он не успел уловить. В конце концов обозначился только один вопрос: «Что ей надо?» Он обернулся, осматривая вагон. Они с девушкой по-прежнему были только вдвоём. Недоумение ещё больше усилилось.
– Привет, – сказала незнакомка, и Антон вздрогнул.
– Привет, – ответил он, машинально поправляя рукой причёску.
Волосы на голове показались ему чересчур пышными, однако он списал это впечатление на свою излишнюю взволнованность.
Девушка чуть слышно усмехнулась и снова заговорила:
– Прости, не удержалась. Этот пустой вагон меня пугает. Ты не против, если я посижу здесь?
– Н-нет, – Антон с трудом подбирал слова. – В смысле, я не против. Пожалуйста.
– Тебе до конечной?
– Да.
– И мне. Из соседнего вагона пришла. Там тоже никого. Все в Павловске вышли. А я с детства впечатлительная такая, не выдерживаю пустого пространства. Знаешь, есть такой бзик в голове, – она покрутила у виска пальцем, – кенофобия называется. Слышал?
– Ага.
«Да блин! – пронеслось в голове. – Чего я умника-то из себя строю? Не знаю я таких словечек заумных».
– И ещё поболтать люблю. Впрочем, ты уже заметил, – она снова издала приятный смешок, от которого в груди у Антона разлилась сладкая волна тепла.
– Для дачного сезона рано, – сказал он. – Потому и безлюдно. Через пару недель народу будет битко́м.
– Это да. Меня Оксана зовут.
– Антон, – тоже представился, окончательно проснувшись, Антон.
