Печать рассвета: хроники стихий - Рина Фейрас, Marta Rau

селение Эльдхольм

Лепестки кроваво-красного солеастра дрожали на ветру, будто пытались вырваться из моих рук. Они походили на крошечных бабочек, чьи крылья трепетали в моих ладонях. Жаждущие воли мотыльки, которые не имели права на свободный полёт.

Я аккуратно срезала их серебряным ножом, шепча благодарность незримому духу цветка. Такой необходимый ритуал, но в нём всегда чувствовалось что-то варварское и жестокое: я будто лишала крыльев тех самых бабочек, коими казались растения в моих руках. Всё живое создано для того, чтобы рано или поздно погибнуть. Однако, подобная гибель была во благо. Хотелось в это верить.

В памяти всплыли слова матери, вплетавшей в моё сознание народные мудрости, словно шёлковые нити: «Каждое растение — дар Лираэль. Забрать его без разрешения — украсть у богини».

— Лора! — звонкий голос вырвал меня из воспоминаний, нарушая единение с природой, разливаясь мелодией по окрестностям около лесной поляны, где я так удобно устроилась. До этого мига лишь тихий шум ветвей шептал мне свои секреты, лишь цветы наклонялись к моим ладоням, словно их нежные лепестки жаждали только моих прикосновений.

Я всегда чувствовала себя причастной к природе, растениям, каждому крошечному хрупкому цветку, одиноко произрастающему из недр земли. Слышала шёпот трав, жужжания насекомых, перешёптывания листьев. И мне было по душе это — чувствовать себя свободно и легко среди живой природы, которая говорила со мной на одном языке.

Из-за плетня, расположенного неподалёку, показалась соседская девочка, чей голос был слышан пару секунд назад. Она была запыхавшейся. Вероятно бежала, чтобы как можно скорее позвать меня:

— Старейшина зовёт! У Киры опять лихорадка…

Кивнув, я спешно завернула солеастр в холщовую ткань. Эльдхольм редко обходился без моей помощи: то роды у жены лесника, то перелом у мальчишки, сорвавшегося с дуба.

«Целительница» — так звали меня за спиной, но в голосах звучала не благодарность, а опаска.

Мои предсказания слишком часто сбывались. А ещё я была чужой — с глазами цвета ночной грозы и волосами, будто сплетёнными из лунных лучей. Слишком непохожей на девиц в платьицах, что копошились в деревне. Говорили, что несмотря на мой юный возраст, я уже вовсе не куколка, а самая настоящая бабочка, готовая взлететь.

Порой, я задумывалась о том, как они справлялись бы без меня? Казалось, я знала ответ на каждую беду — магический отвар, целебную мазь, заговор от лихорадки.

Подвязав свёрток к поясу, я бросила взгляд на платье — тёмно-шоколадное, с медным отливом, коротковатое, обнажавшее сапожки в тон.

Стоило спешить, но так хотелось задержаться, вдохнуть полной грудью аромат сосен…

«Хотя бы по пути», — решила я, шагая к тропинке.

— Пойдём, Мэй, — сказала я, замечая, как девочка ёжится, озираясь на лес, — Тебя пугает тропа? — оно и не удивительно, в лесной чаще прятались самые настоящие чудовища, что не раз нападали на деревню. У одного из жителей до сих пор на лице красуется огромный шрам, оставленный зверем. Хотя сам мужчина говорит, что случайно напоролся на косу. Наверняка, не хотел пугать детей.

— Нет! — она выпрямилась, стараясь казаться смелее, но пальцами начала нервно теребить край своего фартука, — Вовсе я не боюсь! Просто надо быстрее помочь Кире, — она немного замялась, но на лице её было написано весьма красноречиво — она боялась. Боялась, что в любую минуту из леса возникнет нечто страшное и набросится на неё.

— Всё настолько серьёзно?— я и сама вдруг начала всерьёз переживать за Киру, несмотря на то, что отчётливо понимала: истинная причина такой спешки Мэй — страх.

— Старейшина сказал, что она горячая, как костёр… я переживаю— обеспокоенно затараторила девочка, размахивая руками, показывая, насколько велик был тот костёр. В её глазах, после слов старейшины, он был настолько велик, что она аж на носочки встала, показывая его масштабы, протянув руки к небу. Это даже заставило меня на мгновение улыбнуться.