Лоретто
Взнесенный над пенной лагуной,
Укрытый рассветным туманом,
О, город, прекрасный и чудный,
Соперник природы незваный!
Здесь в кружеве белом балконы,
И с вязью резною фасады,
Мосты, барельефы, фронтоны –
Для взора любого отрада.
Толкаются лодки в каналах,
Товарами склады забиты,
Одетые в мрамор причалы
Соленой водою омыты.
Где волны лазурное море
Бросает к подножью ступеней,
Друг с дружкой без устали споря,
На столбиках чайки расселись.
Мозаики, лоджии, термы,
Пилястры, колонны и арки,
Остерии, рынки, таверны,
Фонтаны, скульптуры и парки,
Стекло, карнавальные маски,
Торговые лавки повсюду.
Мазки всех оттенков и красок -
Из жизни Лоретто этюды.
ГЛАВА 1 Таинственный незнакомец и таинственная незнакомка
Сэнни Тауфель
Сэнни приехала в Лоретто вместе с отцом и братом третий раз в жизни и впервые осталась надолго, проведя в столице вторую половину зимы и почти всю весну. Ей нравился город. И пусть подавляющую часть своей жизни она и провела в Шуоре, но была гражданкой Лиоренции и считала себя лиорентийкой.
Семья вернулась бы в Шуору раньше, если бы не нужно было устраивать женитьбу брата. К тому же Эндерил жаждал принять участие в фехтовальном турнире, проводившемся в месяц фестивалей. Сэнни сложившееся положение вещей устраивало. Она была предоставлена самой себе, в то время как отец и брат занимались посольскими делами, переговорами, беседами с нужными людьми, визитами в семьи потенциальных невест, а Эндерил – еще и тренировками. Почти каждый день Сэнни уходила из предоставленного в распоряжение их семьи дома в посольском квартале и гуляла по городу, не ставя никого в известность, хотя, конечно, слуги докладывали отцу о ее отлучках.
У Сэнни имелись собственные деньги, и она чувствовала себя в достаточной степени независимой – по крайней мере, пока не настала пора возвращаться в Шуору, в Тэ-Рэн Гон – школу, где училась.
Ни отцу, ни брату ее поведение не могло нравиться. Дай Эндерилу волю, он бы запер ее в комнате и не вообще не выпускал на улицу, но для отца Сэнни представляла крайне ценное вложение – как репутационное, так и денежное, и он позволял дочери больше, чем было принято.
К отцу Сэнни относилась, скорее, равнодушно. К брату испытывала неприязнь, и его будущей жене совершенно не завидовала.
Ей нравились прогулки, нравились городские пейзажи и атмосфера, даже сырые каменные стены и склизкие ступени причалов, плохо очищенные от водорослей и ракушек, даже пронизывающий холодный ветер с гор, даже обнаженные отливом невзрачные серые отмели, даже хмурое небо и промозглые туманы зимой. Ни туманы, ни моросящие дожди не могли скрыть воздушного изящества, соразмерности и гармонии, кружев сводчатых галерей, утонченности декора. Эти слова она вычитала недавно в одной из книг, авторства историографа Нерего. Книга называлась «Прекраснейший город на свете». Сэнни была, по большей части, согласна.
Ей нравились плавные линии и обтекаемые формы, чередование углубленных и выступающих частей, стрельчатые окна, колонны, капители, пилястры, балюстрады, барельефы над дверями – пусть все эти элементы и носили преувеличенно декоративный характер. Она была в восторге от Адмиралтейства, Арсенала, Часовой башни, Кафедрального собора и Сенатского дворца, от богатых особняков, плотным строем стоявших вдоль больших каналов, от неприметных домиков у лагуны, прятавшихся от соленого морского ветра за узорчатыми каменными оградами.
Правда, Лестницу Спутников, а точнее украшавшие ее статуи, Сэнни считала явно переоцененными. Далеко не шедевр! У Первых Спутников были не только лишенные всякого выражения и индивидуальности лица – этого как раз следовало ожидать, потому что в Лиоренции поклоняются не конкретным людям, а символам, и даже Пророка изображают очень абстрактно. Однако скульптор, на ее взгляд, недостаточно хорошо разбирался в анатомии. Ему следовало точнее знать систему мышц и костей, чтобы правильно передать все особенности человеческого тела. Уличные мраморные скульптуры, часто установленные просто у мостов, были выполнены пусть и с меньшим пафосом, но с большим мастерством.
