Охота на Красную Волчицу - Дарья Сорокина

— Хватит мучить себя, Ника, убери телефон, — строго попросила Арина, ненадолго оторвавшись от однообразной дороги, уносящий нас всё дальше и дальше от железнодорожного вокзала.

С нашей встречи бабушка почти не изменилась, даже не постарела ни год. У нее на переносице наши фамильные веснушки, в огненно-каштановых, словно окрашенных хной волосах, не было даже намёка на седину. Она бы легко сошла за мою тётю. До сих пор не знаю, как к ней обращаться. Язык не поворачивается говорить «бабушка» или «бабуля». Она водит гигантский пикап, носит кожаную куртку, а из динамиков её аудиосистемы доносятся гитарные риффы. Арина точно не закатывает банки с огурцами в свободное время.

Запоздало ответила ей лёгким кивком и выключила видео, остановившееся за мгновение до того, как одна студентка слетит с катушек. Но легче мне не стало. Ни от слов бабушки, ни от оставленной позади прошлой жизни, испорченной с легкой руки одного из моих одногруппников.

— Твоя мама не сказала, что ты везешь с собой живность, — Арина немного нервно кивнула на пластиковую переноску на заднем сидении. — Кто там?

— Он тебя не потревожит, обещаю. Это Георг третий. Как и предшественники, он ведёт себя очень цивилизованно и тихо.

Я позволила себе лёгкую улыбку, но вот бабушка оставалась напряженной. Она крепче впилась в руль и заметно побледнела.

— Там мышь… — констатировала она.

— Боишься?

— Не совсем. Просто очень странный выбор для… тебя, Ника. И почему же он третий?

— Потому что это моя третья мышь. Они не очень долго живут. Около трёх лет.

— Значит? мы с тобой виделись чуть больше трёх мышей назад? — грустно спросила бабушка.

— Получается.

Снова неловкость и молчание в салоне. Отвернулась к окну, чтобы Арина не увидела, что у меня начали краснеть глаза. Прошло гораздо больше времени с нашей последней встречи. И расставание было не из красивых. Отец кричал на маму, мама на бабушку и отца. А я стояла на лестнице второго этажа нашего дома и сжимала недоделанную фигурку. Нашла её в папиной мастерской на чердаке и стащила, гадая, что за зверь должен был выбраться из деревянного плена. Длинная морда, острые уши. Я ощупывала его, искала силы и поддержки. Но вместо этого заполучила лишь занозу, которую мама никак не могла вытащить из-за слёз. Я тоже плакала, глядя в зеркало заднего вида. Папа выглядел таким потерянным, но не смел сделать ни шага вперёд по разбитой дороге. А мне так хотелось, чтобы все оказалось шуткой. Он так сильно любил шутить. Часто тёрся своим веснушчатым носом о мой и повторял, что я его единственный и любимый лисёнок.

Через два года после нашего отъезда он умер. Мама рассказала мне уже после похорон. Она долго высматривала что-то в моём лице, словно искала признаки страшной болезни, а потом просто вышла из комнаты со словами:

— Мне жаль, Ника. Он был хорошим… человеком. Надеюсь, ты запомнишь о нем только светлое.

Были звонки от бабушки. Сначала она обвиняла маму. Потом на смену обвинениям прошла мольба. Она хотела забрать меня к себе. Убеждала, что мне будет лучше вдали от большого города. Звонки не становились реже, но мама не слушалась, пока четыре месяца назад не случилось то, что случилось.

— И как тебе мышки? Нравятся?

Бабуля отвлекла меня от созерцания собственного грустного лица на стекле. Мне нравилось, как сквозь полупрозрачное отражение проступали бесконечные сосны, теснившие и без того узкую дорогу с двух сторон.

— Они милые.

— У нас хороший колледж.

Бабушка не знала, как ко мне подступиться, а я ей не помогала. Верю, что колледж будет хорошим, а сокурсники понимающими. Не буду ли я хорошей? Тысячи пользователей в сети так не считают.

— Ты видела ту запись?

Она качнула головой.