Иногда истории приходят тихо. Крадутся, как вечерний свет, заполняя тени внутри. А иногда – стучат в грудную клетку кулаками, требуя быть услышанными, понятыми, рассказанными.
Эта история пришла ко мне как шёпот. Как память, которой вроде бы не было. Как тоска по чему-то, что никогда не принадлежало мне, но было важно. Я не писала её с мыслью о жанре, морали или финале. Я просто пыталась сказать правду – ту, которая звучит между строк.
О боли, которая превращается в нежность. О потере, из которой прорастает любовь. О людях, которых мы встречаем слишком рано или слишком поздно.
Это история не про идеальную любовь, а про две разбитые души, которые учатся быть рядом, несмотря на страхи, злость, утраты. Про то, что иногда, чтобы исцелиться, нужно не идеальное спасение, а просто кто-то, кто останется рядом, когда все остальные уйдут.
Если хотя бы один из этих героев останется с вами – значит, всё было не зря.
Посвящает каждому, кто молчит,
когда есть что сказать.
Маленький мальчик с глазами старше своей жизни
Плохие дни давно стали привычкой. Каждое утро я точно знаю, что меня ждёт. Вот и сегодня, как по расписанию, вонючка снова говорит, что если я не умею играть, то должен сидеть в стороне. Я не должен мешать другим детям. Мне лучше заняться книжкой с картинками. Мне пять лет, и я умею читать, но она каждый раз делает вид, что я глупее всех.
Она говорит это с таким тоном, будто заботится. Но я вижу, как она смотрит на меня, как будто я чужой, как будто я неправильный. Часто называет меня аутистом, думает, это объясняет всё. Но она дура. Я знаю, кто такие аутисты. У них может быть нормальный, даже высокий интеллект. Просто они другие. Мне раньше было обидно, а теперь… теперь я сам подыгрываю. Пусть думает, что хочет. Я не хочу с ними играть. Они мне неинтересны. Они чужие, капризные, жадные, вредные. Все.
Так проще. Если никто не подходит, никто и не уходит. Никто не бросает. А те, кто обещают остаться, врут. Мама с папой тоже говорили, что всегда будут рядом, но их больше нет. Я не обижаюсь. Просто не понимаю, зачем тогда обещать, если не знаешь, сдержишь или нет. Я злюсь.
Нана говорит, что лучше вообще ничего не обещать. Я с ней согласен. Я не обещаю. И не слушаю обещания. Они ничего не значат.
Наверное, я должен был думать о машинках или кубиках, как все. Но мне интереснее наблюдать, как в углу окна паук плетёт паутину, замирает, готовясь к прыжку. Муха ни о чём не подозревает. И её спасает какое-то движение за моей спиной. Она улетает.
Я не поворачиваюсь сразу. Думаю, кто-то из детей снова подошёл, чтобы прошептать гадость или дёрнуть за рукав. Но тут мне прямо под нос упрямо суют книжку. Обложка слишком яркая, почти кричащая. Я перевожу взгляд – и она ещё ярче. Девочка. У неё такие необычные волосы – рыже-красные, как языки пламени. Я долго смотрю на них. Потом замечаю веснушки на лице, они разбросаны как капли солнца. Я снова смотрю на волосы. Никогда не видел таких. Даже не сразу понимаю – это настоящие волосы или парик. Я видел в театре у артистов бывают такие. Поэтому первое, что я делаю, – дёргаю её за хвостик, просто чтобы проверить.
И жду, что она заплачет или ударит меня. Скажет, что я дурак. Но она не возмущается. Лишь тихо ойкает, наклоняет голову вбок и смотрит. Внимательно. Слишком. От этого взгляда становится неуютно, как будто она может разглядеть во мне то, что я прячу даже от себя.
– Чего тебе? – бурчу с вызовом, чтобы прогнать.
Она не отвечает. Просто садится рядом и снова протягивает книгу.
– Зачем она мне?
– Некоторые динозавры умирали от одиночества, – спокойно отвечает она, как будто учительница. – Например, майазавры заботились о своих детёнышах. Но если кто-то отставал, стая могла уйти. Тогда они погибали. Не от зубов хищников, а потому что остались одни.
