Лилит сидела на кожаном диване, словно статуя, скованная невидимыми цепями. Нервный тик, выдававший ее внутреннее напряжение, заставлял ее ноги бесконечно дрожать. Это был ее давний способ успокоиться, но сегодня, в этот зловещий четверг, тринадцатого апреля 1952 года, он не помогал. Человек, державший в руках ее судьбу, не удостоил ее даже мимолетным взглядом. Он был поглощен чтением рукописи Альберта Скотта, словно от этого зависела судьба всего мира.
Месяц назад, полные надежд и юношеского энтузиазма, Лилит и Альберт отправились на почту, неся драгоценный конверт с рукописью.
– Что в конверте? – спросил работник почтовой службы.
– Рукопись моей книги, – с гордостью ответила Лилит.
Альберт, словно боясь потерять свое авторское право, робко поправил сестру.
– Рукопись моя, – пробормотал он.
– Прости, Альберт, – с виноватой улыбкой произнесла Лилит. – Я так долго ждала, пока ты его закончишь, что могу сказать, наполовину она моя.
– Марка стоит один пенс, – без особого энтузиазма сказал работник почты.
Лилит судорожно принялась шарить по карманам, осознавая, что в спешке забыла кошелек.
– Я…, – она зажмурила глаза, – я забыла деньги дома.
Почтовый служащий с утра был не в настроении, его бесило даже пение птиц, доносившееся с улицы. Весь день он работал и бормотал, что никто не ценит их труд, а ведь во время войны сколько пользы принесла почтовая служба. Он уже приклеил марку на конверт, когда Лилит призналась в отсутствии денег.
– Если вы нас простите, я обещаю написать о вас в моей следующей книге, – предложил Альберт, – я еще не знаменит, но эта книга сделает свое дело, и мы с вами в будущем будем вспоминать сегодняшний день и смеяться от души.
Мужчина широко открыл глаза и посмотрел на них свысока. Лилит и её брат были еще детьми по сравнению с ним. У него самого не было детей, и он не привык разговаривать с людьми не своего поколения, но Лилит с братом понравились ему.
– Я был на войне и знаю, как важно помогать людям. Если эта книга прославит тебя, мальчик мой, пусть этот пенс будет моим вложением.
Брат и сестра покинули почту, окрыленные надеждой. Но с каждым днем, с каждой минутой ожидания, их энтузиазм угасал. Ответа от сэра Алекса Моррисона, самого влиятельного редактора Лондона, не было.
– Он лучший в городе, поверь, – пыталась успокоить брата Лилит.
– Мне кажется, он не понял нас.
– Дай ему время.
Она успокаивала брата, но сама была на грани отчаяния. Ей было двадцать, Альберту – шестнадцать. После смерти отца их мать, Софья, погрузилась в глубокую депрессию, словно тень, блуждающая по дому. Лилит пришлось быстро повзрослеть, взять на себя заботу о семье. На её хрупкие плечи легла ответственность за брата и мать. Она работала в местном пабе по вечерам, а Альберт учился дома, чтобы не оставлять Софью одну. Их скудного заработка едва хватало на еду и оплату счетов.
Лилит обладала необычной, почти сказочной внешностью. Огненно-рыжие волосы контрастировали с яркими зелеными глазами. Веснушки, рассыпанные по щекам и носу, покрывали все ее лицо. Среднего роста, худощавая, она предпочитала мальчишеский стиль: брюки-кюлоты и тельняшки. Для быстрого перемещения между пабом и домом она носила ботинки. Лилит обожала шляпы и никогда не выходила на улицу без головного убора, собрав небольшую коллекцию. Шляпы стали для нее своеобразным барьером, защищающим от внешнего мира. Потребность в уединении, страх перед будущим и рухнувшие мечты отдалили Лилит от людей. За последний год она создала свой маленький мир, где общалась только с самыми близкими. Ее глаза, обычно яркие и живые, потускнели и потеряли блеск.
Альберт был полной противоположностью Лилит. Смуглый, с черными кудрявыми волосами, он был на голову выше сестры, широкоплечий, но худой. У обоих были зеленые глаза, которые вызывали у Софьи тоску, напоминая о погибшем муже. Прождав еще три недели ответа от редактора, Лилит решила действовать. Она ворвалась в кабинет сэра Моррисона, заставив весь персонал побегать за собой.
