Ключ щелкнул в замке с той особой усталостью, которая накапливается за долгий рабочий день. Сергей вошел в прихожую, и его сразу обнял знакомый запах – смесь лавандового кондиционера для белья, вчерашней жареной картошки и едва уловимого, но всегда присутствующего аромата её духов, «Шанель №5», который она покупала по каплям на распродажах. Он сбросил туфли, почувствовав холод линолеума под носками, и повесил пиджак на вешалку, уже согнутую под тяжестью его прошлогодней зимней куртки и её бежевого тренча.
"Привет," – донеслось из кухни. Голос Оли был ровным, как поверхность воды в стакане. Не холодным, не теплым. Просто… голосом после работы.
"Привет," – ответил он, пробираясь по узкому коридору мимо стопки коробок с её старыми книгами ("Я их разберу на выходных!" – звучало в памяти уже третий месяц). В дверном проеме кухни он остановился. Она стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле. Спина прямая, волосы, собранные в небрежный хвост, открывали шею. На ней были те самые растянутые домашние штаны в мелкую розовую клетку и огромная футболка с полустершимся логотипом какого-то забытого фестиваля. Образ абсолютной, почти святой обыденности.
Он подошел сзади, обнял за талию, прижался подбородком к её плечу. Она слегка наклонила голову, приветствуя его прикосновение, но не оторвалась от кастрюли. "Как день?" – спросила она, и её бровь чуть дрогнула – единственный признак интереса.
"Как всегда. Цифры, отчеты, глупые вопросы босса. Ничего нового. А у тебя?" Он почувствовал, как под ладонью напряглись мышцы её спины.
"Тоже. Клиентка снова перенесла встречу. Потом пробки. Вечность в метро." Она выключила конфорку. "Суп готов. Садись."
Он отпустил её, сел за стол, на котором уже стояли две тарелки, ложки и стаканы с водой. Она разлила суп – простой куриный, с вермишелью и морковью. Они ели молча. Звук ложек о фарфор, чавканье, его собственное глотание казались в этой тишине невероятно громкими. Он наблюдал за ней: как она аккуратно подносит ложку ко рту, как смотрит в тарелку, избегая его взгляда. Что-то было не так. Не драма, не скандал – просто… невидимая стена. Та самая, которая вырастала иногда между ними без видимых причин, как плесень в углу ванной.
Он хотел спросить: "Что случилось?" Но слова застряли где-то в горле. Опыт подсказывал: спросишь – получишь или "ничего" с таким вздохом, что это "ничего" весит тонну, или поток мелких, несвязанных жалоб на работу, погоду, соседку. И стена станет только выше. Иногда лучше переждать. Молчание было их общим языком не меньше, чем слова. Языком усталости, привычки, нежелания раскачивать и без того шаткую лодку быта.
Она встала, отнесла свою пустую тарелку к раковине. Вода включилась с шипением. Сергей доел последнюю ложку, глядя на её спину. На растянутые штаны. На выцветшую надпись на футболке. На эту удивительную, пугающую, повседневную близость, которая могла быть и теплом очага, и ледяным сквозняком пустоты. Жизнь мужчины с женщиной. Она начиналась не со "здравствуй" и не с "люблю", а вот с этого: с щелчка ключа в замке, запаха вчерашней картошки, немого вопроса в тишине кухни и спины, отвернувшейся к раковине, где копилась грязная посуда их совместных дней.
Тиканье часов на кухонном шкафчике заполняло паузу после шипения воды. Сергей отнес свою тарелку к раковине, где Оля уже смывала пену с ложек. Он встал рядом, взял губку.
«Давай я доделаю», – предложил он, кивнув на кастрюлю, в которой еще оставался суп.
Оля не ответила сразу. Вытерла руки о полотенце, висевшее на ручке духовки. «Ладно. Спасибо». Ее голос был плоским, как стена. Она прошла мимо него, едва коснувшись плечом. Аромат духов теперь перебивал запах еды – она явно обновила его, пока он был в прихожей. Значит, не сразу после работы накинула растянутые штаны? Или просто плеснула на запястье по привычке?
