Морошковая поляна - Нина Рябова

День начинался весело. Кошка прыгнула на лавку, где я спала, но, видно, не рассчитала и провалилась на пол вместе с одеялом. Забарахталась на полу.

– Не даёшь девчонке понежиться! – Бабушка Ираида взяла вичку[1], которая была прикреплена к стенке шкафа, и слегка ударила баловницу.

– Всю ночь мурлыкала, перемыкала[2], уснуть не давала, а теперь бы поспать в тепле, убирайся.

– Не гоняй! – взмолилась я.

– Не дело это – обнимать кошку, брать под одеяло. Она с мышью играла всю ночь.

Бабушка Ираида знала мою слабость – спать с кошкой – и всегда ворчала. А мама молча выкидывала замурлыкавшую кошку из-под одеяла. Но кошка всё равно приходила ко мне. Когда она начинала мурлыкать, я легонько шлёпала её по носу, и она затихала на какое-то время. Потом снова начинала петь мне свою песенку. Мама просыпалась, прогоняла кошку, и мы все засыпали. Постель была расстелена на полу, кошка устраивалась у нас в ногах.

Сегодня я спала на другом месте, на лавке, но она всё равно нашла меня. Правда, свидания не получилось.

– Спи, ещё рано вставать, – продолжала ворковать бабушка. – Я тоже не выспалась: Галина встала ни свет ни заря, кропала твои катаники[3]. Да что толку? Вар кончился, а тебя разве удержишь, побежишь кататься на Епри, а обутку надо берегчи. Ещё не конец зимы.

Она ещё что-то говорила, но я не слушала. Представила, что возьму лыжи, встану на них – и до вечера! Ну, не совсем до вечера, но всё равно долго буду кататься. Я поплотнее укрылась одеялом и стала мечтать, как еду с горы, не падаю, миную куст, потом лыжи едут уже медленно, поворачиваю вправо, еду вдоль Талицы. Парни что-то кричат одобрительное, смеются. Счастливая, я уснула.

Спала недолго, быстро встала.

– И куда опеть бежишь, егоза? Не напасёшься обутки.

Я вынесла лыжи, вставила в самодельные крепления ноги в валенках – и прямо от крыльца по родной Алфёровской!