«Матильда». 80-летию Победы в Великой Отечественной войне посвящается… - Светлана Пушкина

г. Курган,

2025 г.

От

В моем новом доме – небольшом поселке, состоящем из нескольких десятков бревенчатых строений, расположенных вдали от больших городов за уральским горами, осенью холодает гораздо раньше, чем у нас, на Украине. Говорят, зимы здесь еще студенее, я их не видела, но наслышана о трескучих морозах и белом пушистом снеге. К климату средней полосы России мне еще только предстоит привыкнуть, но нет никаких сомнений, что у меня это получится, и я сделаю это быстро. Очень быстро. А все потому, что сегодня особенный день – день, когда я уже нисколько не сомневаюсь что «завтра» – мое «завтра» и «завтра» моей семьи – обязательно наступит, хотя еще несколько месяцев назад не могла и позволить себе такую мирную человеческую надежду. Долгих четыре года я существовала с мыслью, что моя жизнь может оборваться буквально в каждую секунду, поэтому перестала ждать новых рассветов, не позволяла себе думать наперед, мечтать и планировать.

Сегодня, в этот сентябрьский ясный день 1945 года, с каким-то непривычным для себя теплым чувством и в приподнятом настроении я шла по коридору своей новой школы, где весь будущий учебный год мне предстоит обучать ребятишек немецкому языку. Подойдя к дверям класса, я услышала шум десятков голосов девчонок и мальчишек. Не обращая внимания на входящего в кабинет учителя, они продолжали смеяться, балагурить и кидаться друг в друга смятыми бумажками из страниц пожелтевших газет. Их поля за неимением тетрадей мы будем использовать для записи на уроках.

Призвав класс к порядку, я поздоровалась:

– Guten tag, kinder.1

– Guten tag, Matilda Pavlovna,2 – ответили в унисон дети, уже на первом уроке знавшие простые немецкие фразы. Этому их научила война.

Я вгляделась в простые деревенские лица зауральских ребятишек и невольно поймала себя на мысли, насколько отличаются их взгляды от затравленных глаз донбасских детей. Здесь, за Уралом, где был глубокий тыл, дети, даже познавшие тяжелейший труд, практически круглосуточную помощь родителям в полях и в колхозе, недоедание, отдававшие вместе с мамами последние крохи продовольствия и теплые вещи солдатам на фронт – эти дети все равно не знали разрывающего уши грохота бомбежек, не видели, как на их глазах расстреливают родных, друзей, соседей, одноклассников, а, значит, они были свободны от этого испепеляющего душу ужаса. И могли позволить себе весело кидаться скомканными газетными бумажками. Они были счастливы, если слово «счастье» вообще применимо к нашему поколению.

– Матильда Павловна, – подняв руку, обратилась ко мне веснушчатая девочка лет десяти. Точнее возраст мне определить было сложно. Предметников после войны не хватало, класс был сборный: за одной партой могли оказаться дети и десяти, и пятнадцати лет. – Скажите, пожалуйста, а почему важно знать иностранные языки? – спросила она пытливо.

– Язык может спасти жизнь, – ответила я, не задумываясь.

– А вы знаете кого-нибудь, кому язык помог избежать смерти? – не унималась девчушка.

– Да, знаю. Это я.

В классе воцарилась долгожданная тишина. И пусть мне не хотелось рассказывать эту историю, кое-что все-таки придется объяснить: умерить их любопытство.

К немецкому языку у меня всегда было какое-то особое, щепетильное отношение. Я воспринимала его как живое существо, пульсирующий, дышащий, думающий организм, познать который так же важно, как и человеческое тело – для жизни и здоровья. Я всегда старалась не только выучить слова, точно воспроизвести звуки, но и пыталась подстроиться под непростую мелодию речи, чтобы она не отличалась от разговора тех, для кого немецкий является родным.