Глава 1. Дом, в котором прятались дожди
На краю деревни Миролесья, среди кривых улочек и старых черепичных крыш, стоял дом, о котором никто не говорил вслух. Не потому что он был страшным – он был… забытым. Словно его закутали в туман времени, и все, кто проходил мимо, мгновенно забывали, что он там. Дом будто выскальзывал из памяти, как сон под утро.
Он был двухэтажным, деревянным, с облупившейся голубой краской на ставнях и резными балясинами на веранде. Над крышей вечно кружились птицы, и даже в солнечный день над ним висело что-то вроде дымки – как будто дождь собирался, но так и не начинался.
Элайра жила через дорогу. Ей было двенадцать, она носила широкие свитера с потёртыми локтями, всегда держала в кармане лупу и носовой платок с вышитым журавлём – подарок мамы.
В школе её считали странной, но никто не дразнил. Просто обходили, как обходили и тот самый дом. Но она-то знала: с домом что-то не так. И это было не “страшно”, а “загадочно”. Это большая разница, если ты умеешь слушать тишину.
Каждое утро, перед тем как идти в школу, она подходила, к калитке не касаясь, просто смотрела на дом. Словно ждала, что он моргнёт. Или вздохнёт. Или распахнёт двери и скажет: «Ну, наконец-то ты пришла». Но он молчал. Дышал. Она была уверена – он дышал. Иногда стёкла его окон слегка запотевали изнутри, даже если на улице стоял мороз.
– Почему он всегда такой мокрый? – спросила она однажды у бабушки, сидя на веранде с чашкой липового чая.
– Даже в засуху. Там будто дождь внутри.
Бабушка посмотрела на неё поверх очков, хмыкнула и вернулась к вязанию.
– Потому что он хранит дожди.
– Что?
– Дожди. Он старый. Старые дома иногда что-то хранят.
И всё.
Ни улыбки, ни намёка на шутку. Только щёлканье спиц.
С того дня Элайра называла его «Дом дождей». Не вслух – про себя. Так было легче подружиться с чем-то, что все вокруг упорно игнорируют.
Однажды, в самом конце осени, небо с утра было мутным, как вода в луже. Листья с деревьев уже облетели, и ветви стояли чёрными, как вырезанные из угля. Ветер пытался раскачать всё подряд: вывески, заборы, даже кошек. В такие дни лучше было сидеть дома с книгой. Но Элайра, как всегда, вышла на улицу и подошла к калитке.
На сей раз дверь дома приоткрылась.
Не настежь – едва заметно. Но этого было достаточно.
Она замерла. Сердце застучало где-то под рёбрами, как птица в клетке. Она оглянулась – ни души. Только ветер, рвущийся в волосы и хруст сухих веток под ногами.
Дом звал её.
Ей показалось, что изнутри доносится звук – не шаги, не голос. Что-то похожее на капли, падающие, в пустую банку.
Кап.
Кап.
Кап.
– Это глупо, – сказала она себе. – Очень глупо. У тебя контрольная по математике. Ты должна идти.
Но ноги не слушались.
Они знали: дом, наконец, проснулся. И он ждал.
Элайра сделала шаг вперёд.
Калитка не скрипнула – она вообще не издала ни звука, словно сама открылась ей, без сопротивления. Дорожка к дому была усыпана влажными листьями, но ни один не прилип к подошвам её ботинок. Она шла, как будто по воздуху. Сердце стучало громко, и ей показалось, что дом слышит каждый удар.
Она остановилась на крыльце. Дверь была приоткрыта всё так же – не больше, не меньше. Просто щель, в которую мог бы протиснуться ветер.
И вдруг – запах.
Свежий. До мурашек.
Как будто кто-то только что разлил по полу утренний дождь. С запахом мокрой древесины, яблоневой коры и… чего-то ещё. Незнакомого. Словно цветка, который растёт только под дождём и только по ночам.
Она вдохнула глубже – и вошла.
Дом был живым.
Это стало ясно сразу. Он не скрипел, не шелестел, не гудел, как старые постройки. Он… звучал. Дышал. Где-то высоко над головой прокатился тихий гул, похожий на раскат грома в далёких горах. В углу гостиной на секунду вспыхнула лампа, а потом затихла, будто моргнула.
