Глава 1. Билет в один конец, или почему Бакс считает РЖД филиалом ада.
Дождь барабанил по перрону с назойливой ритмичностью плохого массажиста. Я стояла перед вагоном, ощущая себя героиней того самого романа, где наивная девушка получает "тайное послание судьбы" и сразу же бросается в омут приключений, не удосужившись проверить, есть ли в этом омуте спасательный круг.
– Итак, резюмируем, – пробормотала я себе под нос. – Алтай. Артефакты. Духовный прорыв. И мой верный пёс, которого, как выяснилось, никто не согласился взять на передержку, даже за тройную оплату.
Он сидел в переноске, поджав хвост с таким выражением морды, будто готовился к экзамену по стоицизму. Его взгляд ясно говорил: "Ты называешь это просветлением? Я называю это нарушением Женевской конвенции о правах животных".
– Ты что, не хочешь приключений? – с вызовом спросила я.
Он медленно поднял веко, выпустив в меня заряд немого сарказма, который я прекрасно услышала:
"Приключения? Я мечтал о диване. О своей потрёпанной игрушке-утке. О праве облаивать шорохи за дверью.
Это же не путешествие – это транспортировка заключённого!"
И всю дорогу он методично изображал мученика, вжимаясь в угол переноски и демонстративно прикрывая глаза лапами, будто не в силах вынести зрелище своего падения.
– Неужели ты боишься поездов? – притворно удивилась я.
"Боюсь? Я их презираю! – мысленно фыркнул он. – Двести часов тряски. Ароматный букет из запахов чужих носков, лапши "Роллтон" и туалета, который к третьему дню превращается в филиал Дантова ада. Да, прекрасные условия для духовного роста!"
"Джйотиш-Лока" организовала эту поездку с подозрительной поспешностью, будто сама Вселенная торопилась сказать: "Проветрись!" Что касается ветра – метеорологический прогноз оказался пугающе точным…
– Там тебя ждут ответы, – загадочно произнёс слепой учитель, вручая мне камень с дырой посередине, который выглядел так, будто его только что выкопали из ближайшего огорода.
– Это… артефакт? – почтительно спросила я.
– Нет, но пригодится, – ответил он с такой уверенностью, что я невольно поверила.
Издатель, верный своей традиции, подлил масла в огонь моих сомнений:
– Говорят, там есть особое озеро. Посмотришь в него – увидишь не своё отражение, а…
– А? – замерла я в ожидании.
– Того, кем могла бы стать, если бы не боялась.
Бакс зевнул с таким видом, будто слышал это миллион раз: "Значит, опять будем копаться в твоих страхах. Чудесно. А я-то надеялся хотя бы на шашлык."
Поезд до Барнаула тронулся, увозя нас от Москвы, которая за окном медленно превращалась в туманное воспоминание. Почему именно Горно-Алтайск? Очень просто – оказывается, ши-тцу плохо переносят перелёты. А мой пёс, отвернувшись к стенке, принял позу "обиженный сфинкс".
– Проголодаешься – позовёшь, – мысленно парировала я.
Его спина ответила мне красноречивее любых слов.
Где-то впереди нас ждали горы, сотни фотографий с красивейшими видами и зеркала, обещавшие показать правду. А пока…
Пока поезд укачивал нас в темноте, стуча колёсами навязчивый рефрен: "Ты-не-пра-ва. Ты-не-пра-ва. Тыне-пра-ва."
И, как это ни странно, впервые за долгое время я была готова с этим согласиться.
Глава 2. Алтайский приём: между шаманом и реальностью.
Барнаул встретил нас ледяным ветром. Поезд, измученный двумя днями и девятью часами Баксовой мизантропии, выплюнул нас на станции с явным облегчением. Далее автобус до "Горно-Алтайска".
– Ну что, просветлел в пути? – поинтересовалась я, вытаскивая переноску, из которой торчал лишь хвост – последний белый флаг капитуляции перед реальностью.
Четвероногий ворчун вылез, отряхнулся с достоинством опального аристократа и мысленно бросил: "Если просветление – это бесконечные дни тряски, ароматы дешёвой лапши и сосед, играющий на своём смартфоне с включённым звуком", то я, пожалуй, Будда."