Мы с Владом сидим в полиции и на душе у нас муторно. Сидим уже целый час на стульях в коридоре, а мимо нас проходят полицейские и штатские. Мы на них смотрим, наверное, вопросительно и жалобно. Но нам ничего не говорят. Посмотрят на нас и идут дальше по своим делам. И удрать мы не можем: у выхода за стеклянной витриной сидит дежурный полицейский. Так что назад на улицу не прошмыгнёшь. И мы с Владом не знаем, чего нам ждать и когда нас отпустят. Мы всё уже рассказали, всё отдали. Хотели как лучше…
Честно сказать, мы сдрейфили уже тогда, когда подошли к участковому пункту полиции. Тут перед крыльцом часто полицейская машина стоит. А сейчас её не было. И вокруг вообще никого нет. Только вывеска на стене сине-золотая. Решётки на окнах. Всё по-серьёзному. И как-то решительность, чувствую, в душе у меня убывает. Влад тоже вдруг говорит:
– Слушай, а может, поставим тут чемоданчик и уйдём? Пусть сами разбираются.
Я хотел согласиться, но заметил видеокамеру над входом. Киваю на неё и говорю:
– Мы уже засветились, умник. Поздняк метаться.
И дёргаю дверь. А дверь оказалась заперта. Ну, мы обрадовались, поставили сумку на крыльцо и быстро уходим. А нам вслед:
– Ребята, вернитесь!
Оборачиваемся, а в открытых дверях полицейский стоит. И нас рукой подзывает…
И вот мы уже в кабинете отвечаем на вопросы офицера полиции. Я в погонах разбираюсь. У него четыре маленьких звёздочки и одна полоска. Капитан, значит. Лицо вроде не злое, но уж так нас допрашивает! Один и тот же вопрос по-разному задаёт. И клац-клац клавишами ноутбука. Печатает – печатает и опять расспрашивает. А первым делом, конечно, раскрыл сумку, что мы принесли, и просмотрел все коробочки с орденами. Потом опять долго клацал клавишами. А на углу его стола телефонный аппарат такой старомодный стоит, с проводом ещё. Капитан с него трубку снял, кнопки понажимал и в трубку говорит: «Сергей, зайди ко мне».
Вскоре приходит в кабинет лейтенант. Увидел нас и спрашивает:
– Что они сделали?
А капитан говорит:
– Явка с повинной.
– Ну какая явка с повинной?! – у Влада от обиды даже голос зазвенел.– Мы же честно принесли, мы не воры. Это Ляп-Нога где-то украла, а не мы!
И я тоже чувствую, что губы дрожат, а в горле комок. А капитан отвечает:
– Разберемся.
– Какая нога? – не понял лейтенант. А капитан ему:
– У нас есть что-нибудь по улице Полевой, Сергей?
Лейтенант подошёл к стеллажу, где у них ряды папок толстых стоят, и стал их просматривать. Остановился на каком-то листе и показывает капитану:
– Вот заявление от квартальной уполномоченной Карасёвой Нины Антоновны. Сорок шесть подписей.
– Это моя бабушка, – говорю.– Зимой у нас все соседи подписи собирали, чтобы мусор до лета помогли вывезти от Ляп-Ноги. А то летом мы от вони задохнёмся. К ней только с полицией можно попасть, она никого к себе не пускает. У неё прозвище Ляп-Нога, и она мусор со всего района к себе во двор тянет.
Они молчат, капитан листает пухлую папку. Потом приказывает:
– Заявлению дать ход. Двор и домовладение осмотреть, с хозяйкой провести профилактическую беседу. Мне – отчёт. Контакты Столярова у тебя? Вызывай!
– А нам уже можно идти? – мы с Владом даже хором спросили.
– Нет. Ждите пока.
И вот мы сидим на стульях в коридоре, как приклеенные. Неизвестно, когда отсюда вырвемся. Ещё и родителям как-то объяснять надо, где были. Влад говорит мне тихонько:
– Димка, чо делать будем?
– Чо делать, чо делать, – говорю, – по-моему, мы конкретно влипли.
