АЛИСА. АЛЬБАТРОС – ПТИЦА ЖАДНАЯ. АПРЕЛЬ 1997-го
– Каким путем мне идти?
– Куда ты идешь?
– Ну, я не знаю!
– Тогда любой путь приведет тебя туда.
Из телесериала «Баффи – истребительница вампиров» (1997)
Перелетая на вертолёте пролив с неправильным названием Ист-Ривер – Восточная река – от Бруклина к устью Тридцать четвёртой улицы Манхэттена, вы этого устья не увидите. Тридцать четвёртая ныряет под путепровод прибрежного хайвея, не успевает опомниться, как утыкается в просевшие бетонные столбы и заплёванную набережную. Зависая над белым крестом крошечного посадочного пирса, отвлекитесь на секунду и сквозь водяные брызги из-под лопастей вашего вертолёта взгляните на окна гигантского медцентра с белым по лиловому именем «Лагуна» на торце одного из его небоскрёбов. Там, прямо под эмблемой, у раскрытого окна на двадцать четвёртом этаже, водрузив босые ноги на хлипкий пластиковый подоконник, развалилась полуголая я.
Сегодня выходной, и я хомячу и подкармливаю жирных чаек. Я достаю из пакетика сдвоенные печеньки, разделяю их и слизываю тугой приторный крем с пищевой ванилиновой добавкой, а обмусоленные шоколадные половинки разламываю и бросаю за окно, где их хватает на бреющем полёте серьёзный альбатрос. Я вижу, как куски наживы выпирают сквозь кожу его шеи, пролезая толчками из жадного клюва, и сама чувствую, как острые обломки твёрдого лакомства царапают моё, не птичье, горло, и стараюсь отламывать кусочки поменьше. Одновременно меня оглушает тяжёлый рок металла с хайвея – из бездны под моим окном, навязчивый стрёкот алюминиевых стрекоз, густой басок парома с залива и требовательное е-щ-е-е-е крылатых атлантических попрошаек. Лишь чайки сверлят меня своими глазами-бусинами на чёрных венецианских масках, ведь с вертолётов меня трудно разглядеть.
Я свободна и невидима!
В моей комнате в общаге аспирантов есть кондиционер, но для меня он дракон – пожиратель денег, и даже в страшном сне я его ни за что не включу. Конец мая и страшная жара. Поколебавшись секунду: принять ли смерть от жары или от шума, – я нарушаю инструкцию и смачно распахиваю окно. Грохот города мгновенно врывается в комнату, но тут же поднимается по жаркой арке неба над восточной оконечностью Манхэттена, бросается с неё в гнилые воды Восточной реки и, отразившись от них, растворяется в малосольном бризе с Атлантики. Это так неожиданно, что тишина внутри шума оглушает меня. Мне противны выходные, я редко ими пользуюсь, а просиживаю дни за квартал отсюда в Лаборатории мозга, на последнем, шестом, этаже старинного здания.
Однако пора представиться.
Я Алиса Можайская или Алиска, как вам нравится, родом из России, Санкт-Петербурга. Я страстно впахиваю в новой американской лаборатории после годового «отдыха» от науки и кайфую от того, что совершенно одна здесь и погружена в густой, жирный, вонючий и оглушающий Мегаполис. Одиночество – позабытое чудное состояние. Я вбираю ощущения, краски, запахи, не растрачиваясь на разговоры, не примеряя чувственный опыт «другого». В лаборатории – английский по делу, все остальное время – молчание и свобода.
В редкие часы отдыха я вживаюсь в географию Манхэттена, с каждым днём на шажок удаляясь от «Лагуны», натыкаюсь на ароматы неказистых кофеен, втягиваю дух жареного лука из бубличных, осваиваю меню круглосуточных закусочных и, наскоро перекусив, потом долго полирую тротуары, пробегая, как местные, квартал в минуту – с перехода до перехода. Фишка в том, чтобы не переминаться на перекрёстках в ожидании зелёного, а двигаться зигзагом, пересекая авеню с западной на восточную сторону и обратно, держа суммарный вектор пути строго на север.
