В понедельник, ближе к вечеру, я получил вот это:
«Когда-нибудь мне все надоест, и я уйду в сумасшедшие.
Мне надоест мир богатых и бедных. Грязных и чистых. Мрачных и беззаботных. Мир умных и тех, кто умен лишь при должности. Мне обязательно это надоест!
Я наберу 01 и спрошу: «Поджигателя не вызывали?»
Я наберу 02 и скажу: «Где-то кто-то „замочил“ четверых».
Я наберу 03 и крикну: «Спасите наши души!»
А 09 я попрошу дать мне телефон гражданина П. Все остальные буквы меня уже не интересуют.
А когда приедут они – при погонах, с огнетушителями и в белых халатах, я скажу им всего одно слово: «Надоело!» И пусть меня заливают водой, пишут длинные протоколы и укладывают на носилки. Это уже не важно. Главное, что я успел сказать миру все, что хотел…»
С утра меня раздражал редактор, после обеда – читатели, а ближе к вечеру – ответственный секретарь. Был конец рабочего дня, и я мечтал лишь об одном – напоследок глянуть почту, выключить компьютер и уйти домой.
В почтовом ящике меня ждало письмо. И я его прочитал. От «Когда-нибудь мне…» до последнего многоточия.
Стиль письма мне понравился. Было ясно, что автор чувствует слово и дружит с юмором. Я даже раз улыбнулся и два раза хохотнул. Хотел письмо удалить, но передумал.
А зря!..
Наутро я проснулся от телефонного звонка (на часах – половина восьмого). Какого черта?!
– Ты сегодняшний номер читал? – услышал я замогильный голос редактора.
– Читал. Еще вчера. А что?
– «Когда-нибудь мне это все надоест, и я уйду из мэров в сумасшедшие. Мне надоест мир дешевой лжи и дорогого обмана. Мир чистых слов и грязных помыслов. Мир умных, но бедных, мир глупых, но при должностях…» – Здесь голос у редактора налился праведным гневом. – Будешь слушать дальше?
– Не надо, – сказал я, моментально вспоминая, где я вчера читал нечто подобное. – Но ведь в полосе этого не было, я ее лично просматривал!
– Сегодня я при тебе тоже кое-что посмотрю. А заодно и подпишу, – зловеще пообещал редактор. – Ровно в девять жду у себя. И без опозданий!
Он бросил трубку. А я оделся ровно за сорок пять секунд и помчался на работу – в Дом печати.
Добирался я долго. Автобус кряхтел, намекая на близкое техобслуживание. Пассажиры царапали меня сумками и топтались по моим ногам. На перекрестке автобус обогнала пожарная машина, и все ей дружно позавидовали. А еще через два квартала дорогу нам преградил добрый молодец на костылях.
– Так что скинемся, граждане, убогому на пропитание, – бодро сказал молодец, и попытался открыть костылем дверь автобуса. Не тут-то было! – Да вы что, в натуре? Червонца жалко?!
Молодец плюнул в сердцах и попал на капот. Двум особенно интеллигентным стало дурно. «Дома будете в обморок падать!» – приказал водитель, и сердито надавил на газ.
К Дому печати я подъехал с тяжелым сердцем и легким карманом. Наковыряв из швов мелочи, я расплатился с водителем и устремился к подъезду. У двери стояла корреспондентка Маша и собирала слезы на газетный лист.
– Что с тобой?
– «Когда-нибудь мне это все надоест, и я уйду из журналистов в сумасшедшие», – начала она, давясь частыми всхлипами. – «Мне надоест мир оплаченной правды и бесплатного вымысла, мир дозированной совести и безлимитной… безлимитной…» Ну не могу!
Здесь Маша зарыдала, прикрывая лицо газетой, и я сразу понял, что этот день будет трудным не только для меня.
– Семен Кирсаныч на месте? – спросил я в приемной у редактора.
– Еще не приехал. Просил подождать. Будет позже, – ответила как отстучала секретарша Вика. Подумала и влепила точку: – Когда-нибудь мне это так надоест!
– Спасибо, – ответил я, выбираясь из приемной спиной вперед, и бережно прикрыл дверь. Ситуация начинала закручиваться очень даже нешуточная. Было ясно, что полученное мною письмо оказалось компьютерным вирусом. И что он уже успел распространиться по всему городу, а может даже и через Урал перемахнуть.
