Елена ехала на запряжённой бричке по пыльной дороге уже целый день. Ямщик Егор, лениво подгоняя неторопливую кобылу, изредка покрикивал: «Но-о, милая!». Несколько дорожных сумок были прикреплены сзади, а часть лежала рядом с ней на сиденье. Со стороны могло показаться, что столичная барышня, устав от светской жизни, решила искать приключения вдали от цивилизации.
Но повод для этого путешествия был нерадостный. Хотя боль утраты за прошедшие годы переросла в сердечную грусть, но ещё не до конца отпустила. Вот и сейчас Елена ехала по цветущей степи в открытой повозке, но, погрузившись в воспоминания, этой красоты не замечала.
В те тяжёлые годы после декабрьского восстания, ареста и ссылки, Елена не поехала вслед за мужем в Сибирь только потому, что у неё на руках осталась разбитая горем свекровь. Спустя два года пришло известие, что, не доехав до конечного пункта, Усть-Каменогорской крепости, её Алексей скончался от лихорадки… Похоронили его на берегу Иртыша в городе с незнакомым ей названием Семипалатинск. Так как муж был офицером, хоть и разжалованным, сопровождающий его конвой отнёсся к нему с должным почтением и похоронил по-христиански, даже подрядив какую-то вдовую казачку ухаживать за могилой. Всё это Елена узнала из письма конвойного офицера. Сейчас же вдова отправилась в столь дальнее путешествие, чтобы выполнить последнюю волю свекрови – положить на могилу ее сына медальон с локоном волос старушки. Хотя бы так, пережив Алексея на три года, несчастная мать хотела воссоединиться с сыном.
Поместье, которое приносило доход, осталось от папеньки, поэтому не было конфисковано после того, как Алексея арестовали. Но судебные тяжбы, расходы на адвокатов и забота о больной свекрови существенно уменьшили доставшееся ей наследство. Поэтому к тем наличным средствам, которые она взяла из дома в дорогу, было несколько фамильных украшений и несколько предметов столового серебра.
Солнце начинало клониться к закату, и, опустив полог коляски, Елена стала рассматривать окружающий её пейзаж. Она уже устала грустить. С начала её путешествия прошло достаточно времени. И с каждой верстой, отделяющей её от родного поместья, гнетущее чувство безысходности как будто истекало из неё с каждой слезинкой. На самом деле её жизнь дома была почти беспросветной и унылой. Постоянные мысли о печальной доле мужа и угасающая свекровь непосильным грузом давили на разум.
И вот теперь она ехала по этим бескрайним просторам и словно начала просыпаться от тяжёлого сна. Она вспоминала о покойном муже и о доме. Но теперь это было уже что-то смутное, как далекое отрочество. И даже события её замужества и дальнейшая совместная жизнь казались чьей-то чужой историей, которую она наблюдала со стороны.
Когда шестнадцатилетняя Елена выходила замуж, её муж был почти вдвое старше и достиг возраста Христа. К тому времени он уже успел «проехать» по Европе в составе кавалерии Уварова до самого Парижа, а, вернувшись домой, продолжил службу уже в гренадёрском полку графа Аракчеева. Служил он по интендантской части и постоянно уезжал в столицу по служебным делам, что в дальнейшем для него стало роковым обстоятельством.
Виделись супруги не часто, да и, встретившись, вместе бывали крайне редко. Несмотря на то, что её брак с Алексеем был скорее по договоренности родителей, чем по любви, в душе Елены теплились какие-то чувства к мужу, природу которых она тогда не знала, как определить, и считала их любовью. После же ареста супруга к этим чувствам добавилась ещё и сострадание к его мукам, что у русской женщины совсем уже называется любовью.
