Я не философский картограф постгуманистической эпохи, точно и тонко прокладывающий маршрут между биоэтикой, техногуманологией и метафизикой идентичности. Нет. Я – наполовину учёный-медик, наполовину ученый-философ, всего лишь пытающейся придать смысл медицинским рубежам, превращая идеи о клонировании, роботохирургии, биотехнологизации человека в этические конструкции эвтанизации, биочипизации, деперсонализации, дереализации мира, задаваясь вопросом не только что есть, но и что должно быть в эпоху аватаров, биороботов, неочеловеков. Научился проводить литературно-философский «анализ-синтез», превращать таблицы и графики показателей в потоки размышлений, монографии – в медитации, предупреждения – в пробуждающие манифесты. Я ставил вопросы, искал на них ответы, чтобы создать полуабстрактные времена и пространства для раздумий. И там, где большинство видит научную фантастику, пытался извлечь каркас для грядущей человеческой сущности.
Помнится, мое первой монографией была «Диалог с самим собой» (Бишкек, 2001), посвященная философским и методологическим вопросам хирургии рубежа ХХ-ХХI вв. Моим девизом был тогда «От скальпеля к символу – каждый разрез открывает философско-методологический концепт». Пугаясь того, что меня могут обвинить в дерзости, касательно интервенции новых и сверхновых технологий в хирургию, я был готов тем самым сказать своим оппонентам: «Убавьте свой пыл, я всего на всего спорил с самим собой», даже не пытаясь задеть чье-либо научное самолюбие, профессиональное тщеславие, а тем более как-то, кого-то и в чем-то поучать.
Вообще, что стало для меня отправной точкой в философском осмыслении медицины и технологий? Сейчас трудно искать ответ на этот вопрос. Сейчас, я пенсионер, работал хирургом, стал ученым-физиологом, а защитив вторую докторскую диссертацию по философии стал исследователем-философом. После перехода шестидесятилетнего рубежа начал писать художественные книги научно-философского толка. Так я стал писателем. Печатался, но мой комплекс неполноценности, ставшая моей тенью еще в детстве «гнала» меня все дальше и даже издание мною свыше полутора сотни книг и монографий она твердить: пока это не предел.
Перечитывая свои ранние книги, я всегда остаюсь неудовлетворенным от их качества, от наивности идей и суждений, что вполне понятно. В своих электронных изданиях пытался дополнить, изменит тексты многих книг, а чтобы подчеркнуть их философский потенциал попытался обобщить и издать специальные монографии: «Философская эссеистика», «Итератизм», «Философские концепции гуманологии». Мой путь – от хирурга к физиологу, от философа к писателю – это не просто профессиональная эволюция, а форма преодоления. Каждая ступень – не бегство, а поиск: точности, истины, признания, а может – самого себя. Комплекс, о котором я больше всего твердил – комплекс неполноценности, который стал мой тенью – тенью непростого пути, где несовершенство – не порок, а двигатель.
Все мои произведения, даже если они в той или иной степени несовершенны все же отражают живой процесс моего становления. Согласен с тем, кто считает, что недовольство ими не всегда признак слабости, а скорее – доказательство того, что я ещё жив мыслями, идеями, суждениями, которые не застыли и пока еще не успокоились в своем проявлении и жизни. А это – и есть подлинная философия: быть в вечной неудовлетворенности, но не в отчаянии, а в движении. Меня всегда беспокоил такой вопрос: насколько было уместным отобразить себя в образе моего литературного прототипа – Каракулова – главного персонажа множества моих романов? Достаточно подробно расписывая его образ, я говорил о самом себе в идеале. То есть таким мне хотелось видеть себя со стороны. Описывая свой философский автопортрет в монографии «Моя тень (Я-концепция)» (2021) в той или иной степени был удовлетворен своими образом, как бы взглянув на этот портрет со стороны.
