Александр резким движением вонзил маленькую лопатку в горшок с почвой, поднес образец к глазам и медленно растер комок между пальцами. Текстура рассыпалась, оставляя на коже темный след и легкий запах минералов. В оранжерее университетского ботанического сада висел плотный, почти осязаемый аромат влажной земли и химических подкормок, создавая иллюзию изолированного от мира пространства.
"Странно, – подумал он, наблюдая, как чернозем крошится между пальцами, – эта почва такая живая. Совсем не похожа на ту тяжелую глину, которую две недели назад бросали на гробы моих родителей."
Он замер, машинально вытирая руки о лабораторное полотенце. И сразу отметил: ни учащенного сердцебиения, ни комка в горле, ничего. Как будто вспомнил о чужих похоронах, а не о своей семье.
"Почему я ничего не чувствую? – спросил он себя. – Где та самая скорбь, о которой все говорят? Почему вместо горя только холодное любопытство, словно наблюдаю за химической реакцией?"
Поверхность металлического стола была усыпана чернозёмом, словно фрагмент звёздного неба в негативе. Александр рассеянно провел по ней пальцем, чертя созвездие, не существующее ни на одной астрономической карте.
"Даже сейчас ваш сын занимается экспериментами? Яблоко от яблони…"
Шёпот был едва различим, но Александр обладал превосходным слухом. Голос доносился из-за высокой стеллажной конструкции с орхидеями – видимо, кто-то из других студентов, задержавшихся допоздна. Он замер, ожидая продолжения.
"Тише ты! Это же тот самый – сын Левиных. Тех, что разработали тот препарат…"
"А что там на самом деле произошло? В газетах писали расплывчато – 'трагическая ошибка в исследовании', 'непредвиденная реакция испытуемых'…"
"Ходят слухи, что препарат вызвал массовые галлюцинации у испытуемых. Группа добровольцев, кажется, десять человек? Половина покончила с собой, половина до сих пор в психиатрической больнице. А его родители…"
"Господи, какой кошмар…"
Александр стиснул зубы. Странно – физическая реакция есть, но эмоция не идентифицируется. Гнев? Стыд? Защитное отрицание? Он мог бы проанализировать ответ своего организма, если бы кто-то в этот момент провел МРТ его мозга.
Скрип резиновых подошв о плиточный пол. Звуки шагов удалялись. Шептавшиеся решили уйти, не продолжая осмотр вечерней оранжереи. Александр выдохнул.
"Шприц превращается… превращается… в кошмар наяву."
Мелкий осколок детского воспоминания – фокусник на его пятый день рождения, делающий трюк с букетом цветов, который появляется из пустого рукава. В памяти всплыло лицо матери – она улыбалась, но глаза оставались тревожными. Через неделю после этого праздника родители впервые принесли домой образцы нового препарата. Того самого, который семь лет спустя разрушит их репутацию, а ещё через девять лет – оборвет их жизни.
Александр бессознательно потер большим пальцем ладонь, словно стирая воображаемую грязь. За спиной раздалось тихое покашливание.
Он обернулся, готовый встретиться с очередным любопытным зевакой, но увидел молодую женщину – скорее девушку – в лабораторном халате, застегнутом до последней пуговицы, несмотря на влажную тропическую духоту оранжереи. Медно-рыжие волосы были собраны в небрежный пучок, несколько прядей выбились и прилипли к шее. В руках она держала глиняный горшок и пакетик с семенами.
– Прошу прощения, – её голос звучал глубже, чем можно было предположить по хрупкому телосложению. – Я не знала, что здесь кто-то есть.
Александр заметил, что она старательно смотрит ему в лицо, не опуская взгляд, словно приняла сознательное решение не показывать смущения или жалости. Интересная стратегия социального взаимодействия.
– Я уже собирался уходить, – солгал он. На самом деле он планировал остаться до закрытия, чтобы избежать возвращения в пустую квартиру, где эхо родительских голосов, казалось, застряло в стенах.
