Аварийный азимут - Юля Артеева

Мое тело – храм.

Угрюмая старая церковь у реки, которой всей деревней собирают пожертвования на реставрацию.

Мое тело – храм.

К нему тоже обращаются в минуты горевания.

Мое тело – храм.

Но разве туда не может зайти любой желающий? Чтобы поставить свечку или помолиться.

Например, за упокой души, которой лично у меня уже не осталось.

Плотный бас окружает мое тело, заставляя двигаться в ленивом ритме. Кожа от долгих танцев покрыта испариной, глаза прикрыты, потому что это помогает справиться с вертолетами, которые после нескольких коктейлей радушно берут меня на борт.

Кто-то подходит со спины и кладет руки мне на бедра. Следует за музыкой вместе со мной. Я не сопротивляюсь.

Хочет трогать – пусть трогает.

Но, разумеется, не бесплатно. Я поворачиваю голову и, перекрикивая музыку, спрашиваю:

- Угостишь?

- Не вопрос, - отвечает, касаясь губами уха, - что будешь?

- То, что откроют или сделают при мне, - смеюсь беспечно и поднимаю веки.

Лицо смазано, запах мне не знаком, касания не вызывают никаких эмоций. Но денег у меня нет, а сегодня отличный вечер, чтобы забыться за чужой счет.

Парень берет меня за руку и ведет к бару. От этого контакта - тоже ничего. Что-то механическое, как будто врач трогает.

- Секс на пляже? – спрашивает с очевидным намеком.

Но я не смущаюсь. Смеюсь, мазнув взглядом по его лицу, пока парень кладет руку мне на талию.

Тянусь к его уху, чтобы прокричать:

- До пляжа далеко, милый! Но коктейль окей. Устраивает.

Поворачиваю голову, ловлю в расфокус толпу на танцполе, и вдруг получаю разрывную пулю в голову.

Мой эквивалент внезапной смерти, извержения вулкана, конца света – стоит у входа в бар. Широкие плечи, руки в карманах джинсов, темная челка на глазах.

О, эти глаза я знаю. Несмотря на теплый карий цвет, мрачные и злые. Эти глаза знают, кто я такая и зачем я здесь.

Мы слишком далеко друг от друга, но мои ноздри дергаются, будто в действительности улавливают его запах.

Привычным движением тяну уголки губ вверх. Так люди улыбаются, я много за ними наблюдаю, я это знаю. Пусть думает, что мне весело.

- А? – поворачиваюсь ухом к своему новому знакомому.

- Как зовут, говорю?

- Илона!

- Хочешь развлечься, Илона?

- А я по жизни, - обхватив губами трубочку, делаю несколько больших глотков, и лишь после того продолжаю, - только и делаю, что развлекаюсь.

Илона

Когда звонит третий будильник, у меня наконец получается открыть глаза. Шторы плотно закрыты, так что комната погружена во мрак. Я вздыхаю и растираю лицо ладонями. Воздух тяжелый и спертый, я почему-то испугалась на ночь открывать окно. Подумала, вдруг будет слишком холодно, и он дотянет до комнаты бабушки.

Потом замираю и прислушиваюсь. Ничего. Абсолютная тишина.

Паника затапливает за секунду, зарождаясь где-то в лобной доле и дальше стремительно растекается по всему телу.

Подрываясь с постели, лечу в соседнюю комнату, стараясь, вопреки логике, сильно не шуметь.

- Ба? – почти выкрикиваю, распахнув дверь.

Она откладывает книгу и смотрит на меня через толстые стекла очков:

- Да, мышка?

- Эм-м… Доброе утро! – тут же сдаю назад, стараясь скрыть свой ужас. - Хочешь кашу или сырники?

- Илоша, покушай сама, ладно? – она улыбается, но я вижу, как тяжело ей это дается. – Я потом сама позавтракаю. Книжка больно интересная.

Я напрягаю нужные мышцы на лице, которые, как я знаю, должны изобразить улыбку. Подхожу к тумбочке, проверяю блистеры с таблетками, по памяти высчитываю, сколько не хватает. Спрашиваю:

- Не пила еще сегодня?

- Нет.

Я выщелкиваю нужные и собираю их в кучку. Потом произношу:

- Не забудь, пожалуйста. Я сделаю кашу и тебе оставлю.