Анита Паломба встретила меня, свою американскую дочь, в те выходные, когда потеряла мужчину всей своей жизни. Что это? Наказание для женщины, которая многого требовала от судьбы? Или следствие природного равновесия в мире, в котором всего должно быть одинаковое количество: мужчин и женщин, дождя и засухи, дней и ночей?
Анита могла бы выбрать другую девушку, например, Бренду из Калифорнии. Бренда тоже вышла из вагона Везувианы [1] вместе с багажом и зачарованно оглядывалась вокруг. Мы покинули сказочную Италию с открыток и прибыли в реальную Италию из новостных сводок. Тушь подчеркивала понятное изумление Бренды и зелень ее полных надежды глаз. Я же пока не красила ресницы, не была готова заявить во всеуслышание, что я женщина. Но Бренда была полна оптимизма. Высокая, с прямой спиной, она чем-то напоминала итальянские новостройки, которые сбились в кучу и подглядывали за нами распахнутыми от жары окнами балконов.
Анита могла бы выбрать Сиф из Швеции, в чьих чистых глазах отражалось мое растущее беспокойство. Или предпочесть сына – Хуанга или Хесуса, шагнувших на итальянскую землю в аэропорту Фьюмичино и сразу потерявших первые буквы имен [2].
– Улидза Носсера, – объявил Хесус, ставя сумки у указателя на остановке «Улица Ночера». Пока рядом не было местных и взрослых, он решил развлечься, коверкая итальянский.
Но нет, Анита выбрала меня. Наверное, она узнала меня по фотографии. И вот она уже шла ко мне навстречу, улыбаясь и сияя, словно не могла удержать внутри секрет, которым спешила со мной поделиться.
Казалось, Анита только что прибежала с пляжа. Запыхавшаяся, загорелая, со связкой ключей в руке. В вороте расстегнутой рубашки была видна ямочка между грудями, а юбка с цветочным узором развевалась от ветра, поднятого уходящим поездом. Ее золотистые и гладкие, как лицо, ноги торопились мне навстречу. Я не могла разглядеть ее брови: может, она натуральная блондинка? Как потом оказалось, нет.
Без всяких приветствий Анита сразу крепко обняла меня. Меня уколола ее золотая цепочка и пощекотали ее жесткие волосы. Но это объятие избавило меня от чувства первой неловкости, которую обычно испытывали все подростки при встрече со своими новыми семьями. Судьба крепко взяла меня за руку. От Аниты пахло духами Fendi и мятной жвачкой, она слегка дрожала, и эти волны дрожи прошли сквозь меня, словно слабый электрический ток. Анита засмеялась – хрипло и одновременно по-детски. Так смеются, когда тебе рассказали новый анекдот, а ты, хоть и стараешься держать себя в руках, все равно не можешь не рассмеяться. Как мне удалось пробудить в незнакомой женщине такой прекрасный и искренний смех?
Она освободила меня от своих объятий.
– Dio mio [3], наконец-то ты здесь! Я – Анита, можешь звать меня мама Анита. Ты, наверное, проголодалась? Хочешь есть? Пойдем скорее домой, я тебе что-нибудь приготовлю. И ты отдохнешь. Устала, наверное?
– Да. – Мне кажется, это был лучший ответ.
За Анитой, словно ее помощник, шел представитель берлинской ассоциации. Он немедленно попытался вернуть себе положение официального встречающего. Мужчина энергично пожал нам всем руки и погнал через дрожащий, словно при землетрясении, железнодорожный переезд. Выбоины заглатывали колеса моего чемодана, автомобильные гудки оглушали меня – и в считанные мгновения я потеряла из вида своих попутчиков.
Анита припарковалась во втором ряду, поэтому так спешила. Она без усилий уложила мой чемодан в багажник, словно он не был забит книгами на английском, скетчбуками и тяжелыми зимними вещами.
