Николь сидела за массивным дубовым столом в своём кабинете и разглядывала тонкую паутинку трещин на ручке бокала с водой. Ей хотелось отвлечься от тревожных мыслей, и взгляд на стеклянный отблеск помогал, пусть и на мгновение, сосредоточиться на чём-то безопасном и нерушимом. В комнате пахло свежесваренным кофе и успокаивающими благовониями, но даже знакомый аромат не приносил привычного чувства уюта. На часах было уже почти девять вечера, а она всё никак не могла собраться с мыслями и выйти из клиники.
С тех пор как девушка получила образование психолога и начала практиковать, у неё было много тяжёлых случаев: люди, которые прошли через войны, страшные аварии, потерю близких. И почти всегда она видела в них хоть слабую, но искорку надежды, которую удавалось раздуть до полноценного желания жить. Однако именно в этот день, после заключительной консультации с Джоном Хестингсом – пациентом, который находился на грани самоубийства и чьи душевные травмы были слишком велики, – Николь чувствовала себя беспомощной. Она закончила сессию час назад, а сердце и мысли всё ещё были там, в том кабинете, где на кушетке сидел человек со сломанной судьбой.
Стук в дверь вырвал Николь из наваждения. Она вздрогнула и медленно обвела взглядом кабинет, будто проверяя, всё ли на месте. Рабочее пространство было знакомым до мелочей: аккуратно расставленные на стеллажах книги по психологии, социологии и криминалистике, несколько дипломов в строгих рамках, мягкое кресло для пациентов и диван в углу. В дверном проёме показалась расстроенная женщина средних лет – медсестра по имени Эвелин Картер.
– Доктор Райли, – обратилась она к Николь, используя её старую фамилию для клинической практики. С тех пор, как Николь вышла замуж и развелась, она предпочитала использовать имя Николь без упоминания о браке, но официальные документы по-прежнему числились на фамилию Райли. – Полиция… Они пришли. Кажется, что-то случилось с мистером Хестингсом.
Николь молчала, чувствуя, как в животе всё сжимается в тугой узел. Ей неожиданно стало жарко. Минута, две… девушка моргнула, поняв, что медсестра всё ещё стоит на пороге, а её лицо отражает недобрые предчувствия.
– Позовите их в мой кабинет, пожалуйста, – с трудом выдавила Николь и встала, пытаясь собраться с мыслями.
Когда в помещении появились двое офицеров – высокий худой детектив с измождённым лицом, представившийся Робертом МакКойлом , и его напарница Маргарет Пирс, миниатюрная женщина с острым взглядом, – Николь была уже готова к плохим новостям. Но даже её профессиональная стойкость не уберегла от того укола в сердце, когда она услышала: «Джон Хестингс покончил с собой час назад».
Николь тяжело опустилась на стул и почувствовала, как земля уходит из-под ног.
– Он оставил какую-то записку? – спросила она, заставляя себя говорить чётко.
Детектив МакКойл кивнул и протянул ей небольшой конверт. На нём было написано: «ДЛЯ ДОКТОРА НИКОЛЬ РАЙЛИ». Николь медлила, не в силах взять конверт, пока не почувствовала, что Маргарет Пирс аккуратно кладёт его на край стола.
– Нам бы хотелось знать, что в нём, – добавила Пирс сухо. – Но мы понимаем, что это могут быть личные данные пациента, подпадающие под врачебную тайну.
Николь подняла взгляд на полицейских. Сейчас всё внутри неё дрожало. Джон, видимо, искал спасения у неё, хотя бы какой-то смысл жить. И она не смогла помочь. Когда дрожащие пальцы разорвали конверт, сердце Николь стучало гулко, как набат.
Внутри лежал лист, исчерканный торопливым почерком. В нём было всего несколько строк:
Дорогая Николь, я так устал бежать от своих теней. Я надеялся, что вы поможете мне победить их. Простите, что я так и не смог. Тени зовут меня, и я иду к ним. Это единственный выход. Вы были добры ко мне. Держитесь подальше от этих теней – они опасны. Прощайте.
