В оформлении книги использованы рисунки Анастасии, Софии и Гавриила Левшиных, на контртитуле – работа Натальи Граве, на обложке – работа Ивана Граве
@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ
© А. М. Левшин, 2025
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2025
* * *
Я забываю… Я забываю Живой Ручей. Само сочетание слов, само название, да и само место, куда в сухое время года приходит полупустой трамвай, забываю, есть там больница или нет, и называется ли она больницей Мечникова или нет, и приезжали мы туда с бабушкой или нет, и были там какие-то кабинеты с рассохшимися дверями и полупрозрачными склянками или и не было никаких полок, а были коридоры с палатами или же и их тоже не было – все это я забываю, чтобы никогда не вспомнить.
Я забываю молодую красивую женщину, подпрыгивающую на каждой волне темно-синего моря. Женщину, за которой я следил с обычной мужской настырностью своих двенадцати лет, пока с нее от большого прыжка не свалился цветастый лифчик купальника, оголив вполне сочную, с двумя розоватыми точками грудь, а я с головой нырнул в новую волну, и радуясь одновременно и стыдясь, что буду замечен, – я это забываю, чтобы никогда не вспомнить. Я забываю его мусолящие бумажки руки, когда он стоял у нас в прихожей и выдавал эту означенную сумму и ему хотелось стать еще меньше и не смотреть мне в глаза, и не приходить к нам больше никогда – я все это забываю, чтобы никогда не вспомнить.
Я забываю, как в Солнечном меня приняли из милости на дачу к родственникам моего отчима. (Меня они почти все не любили). Забываю, как я дружил с девчонками-соседками, одна была высокая с длинными ногами, хотя она у меня сливается с одной Юлей, отдыхавшей одно лето в Пицунде, и та Юля, с таким веснушчатым лицом и даже как будто веснушчатыми ногами что-то мне рассказывала в саду нашей хозяйки, где на земле лежали совсем маленькие, и побольше и большие, отяжелевшие от сочности арбузы. У обеих девочек были длинные искусанные комарами ноги. Я забываю, нет, я еще помню, я помню, что у родственников отчима мне было неуютно, их дочь болела, и, казалось, я в этом чуть-чуть виноват и должен ходить вдоль по стеночке. А кабачковые оладьи были отменные, и сонно и хорошо было на утренней рыбалке с Сашей, приехавшем накануне вечером и сказавшем мне: «Утром собирайся рано и поедем». И мы во тьме долго ехали на автобусе, и на этой утренней рыбалке я так ничего и не поймал. И помню еще, как там мальчишки и девчонки дразнили крысу: она была кем-то ранена в бок и забралась в большой куст, где решила помереть, а мне ее было жалко – все это я это забываю, чтобы никогда не вспомнить.
Я забываю, какого цвета небо в Питере ранней зимой, как выглядит церковь в селе Кидекша, как в деревне Жельцы по утрам завывала лесопилка, какой злыдней у нас была молодая воспитательница в детском саду, отчего-то это чуть холодно вспоминать. Какие были кровавые бинты на котенке Мурзике, которого сшибло машиной и шибануло об асфальт, а бабушка выхаживала его, а я наутро проснулся и вижу котенка в бинтах с кровавыми пятнами. Он потом долго мне снился, и иногда, когда я хотел вспомнить что-то, отчего бы у меня обязательно должны были выступить слезы, я закрывал глаза и обязательно вспоминал Мурзика в кровавых бинтах. Все это я забываю. Забываю, как у нас жила черепаха Катя, а кот играл ею в футбол, а однажды уселся на ней, и все мы ее по всей квартире искали. Какая большая голова была у парня с четвертого этажа, с которым мы играли во дворе в бадминтон, какие были глаза у моего друга детства, когда он метнул в меня нож, а я резко отклонился, и нож воткнулся в спинку кровати. И все это было из-за дурацкой и сильно пьющей полноватой девицы, чьи сонные бедра я тоже спешу забыть. Я все это забываю, чтобы никогда не вспомнить.
