Жертва первой ошибки - Мария Воронова

© Оформление ООО «Издательство «Эксмо», 2020

© М.В. Виноградова, текст, 2020

– С книгами надо обращаться аккуратно, – сказала Егору Гортензия Андреевна.

Сын застыл на пороге, прижимая к груди пухлый потрепанный том.

– Читай, но помни, что книги мы берем только чистыми руками, а если хотим отметить, где остановились, то пользуемся для этого специальной закладочкой. Страницы загибать нельзя.

– Береги книгу, источник знаний, – пробормотал Виктор, не открывая глаз.

Ирина улыбнулась:

– Иди читай, сынок.

Егор побежал к краю участка, где Кирилл, муж Ирины, повесил гамак между удачно растущими рядом старыми соснами, дававшими широкую, но не густую тень.

Ирина и сама собиралась в редкие часы досуга полеживать в этом гамаке с книжечкой, однако толстые белые веревки впивались в тело даже сквозь несколько слоев байкового одеяла, а потому пришлось отказаться от этой идеи. А вот сыну эти мелочи были нипочем. Во-первых, он в три раза меньше весил, а во‐вторых, погружаясь в текст, совершенно выпадал из реальности.

Наступило сонное послеполуденное время, когда жара приятна, только если ничего не делать, и все расположились на лужайке под сенью старого клена. Гортензия Андреевна вязала в шезлонге, Ирина с маленьким Володей сидели на старом ватном одеяле, гость Виктор лежал на раскладушке, угрожающе просевшей под его мощной фигурой. Ирина улыбнулась. Раскладушка была ржавая, брезент ее побелел и истрепался, как старый парус, если сейчас прорвется, то появится хоть законный повод выкинуть этот хлам.

Гортензия Андреевна вдруг энергично тряхнула головой:

– Господи, что ж я… Егор, деточка, читай спокойно, не обращай на меня внимания.

– Спасибо, Гортензия Андреевна, – донеслось с гамака.

– Вы уж меня останавливайте, Ирочка… – явно смущаясь, проговорила старая учительница, – ведь это не я придираюсь к вашему сыну, а мой профессиональный условный рефлекс.

Виктор фыркнул и уронил монографию, которую пытался читать, себе на лицо, да так и оставил. Получилось что-то вроде домика.

– Видишь ребенка – сделай замечание, – продолжала Гортензия Андреевна, – не знаю, как долго бедный мальчик выдержит мой напор.

– Все в порядке, Гортензия Андреевна, – снова попыталась успокоить ее Ирина.

Гортензия Андреевна вздохнула:

– Ох, не знаю, насколько приятной гостьей я окажусь в вашей семье, ведь, кажется, у педагогов профессиональная деформация еще хуже, чем у работников правоохранительных органов.

Ирина пожала плечами:

– Трудно сказать. У всех, наверное, так, кто вкладывает в свой труд душу. Взять хоть врачей… А, Виктор?

– Аюшки? – из-под домика книжного переплета показался круглый глаз цвета весеннего льда.

– Как у вас с профессиональной деформацией?

– У нас нет.

– Вообще?

– Ни крошечки.

– Правда?

– Чесслово… – Виктор широко улыбнулся и сел, а Ирина замерла, ожидая треска рвущегося брезента, но в этот раз обошлось.

– Невозможно поверить…

– Ни малейшей деформации, – повторил Виктор, – просто через десять лет работы человек превращается в животное, умеющее лечить людей, и все. И нема проблем.

Гортензия Андреевна и Ирина с удивлением закивали.

В знойной тишине послышался шелест велосипедных колес по гравию. Ирина обернулась. В открытую калитку технично въезжал Кирилл, руля тяжелым великом одной рукой. В другой он на отлете держал трехлитровый бидон белой эмали с маленьким черным сколом возле донышка.

– Ни капли не пролил, – отрапортовал Кирилл Виктору, с неожиданной бодростью ринувшемуся ему навстречу. Книга упала в траву, взмахнув тонкими сероватыми страницами.

– Вот, пожалуйста, пример аккуратного обращения с книгами, – буркнула Ирина, поднимая томик. «Психиатрия», учебник для медицинских вузов. Не поздновато ли взялся за него адъюнкт Виктор Зейда? Давно пора читать не буквари, а серьезные монографии.