Мой город продолжает уходить под воду. Это значит снова переезжать. Но мне хорошо. Мы сидим на кухне, скромно отмечаем моё совершеннолетие. Я болтаю ногами в воде. Родители в резиновых сапогах до колена. А мне тяжело в обуви, хотя иногда приходится надевать кроссовки для маскировки. Чтобы скрыть стопы-ласты.
– Вернёмся в Марианск или отправимся на юг? – отец нарезает пирог, который испекла мама.
И как ей это удалось, когда в доме по колено воды? Сегодня прилив. Пользоваться электричеством опасно. Но когда её что-либо останавливало? Даже своим появлением я обязана этому её качеству: задумала – сделала. И плевать на преграды.
– В Марианске Йана в опасности, – спокойно напоминает мама о моих проблемах с кожей.
В мегаполисе она сохнет и шелушится. И окружающим становится заметно, что это… чешуя. Сколько раз меня называли монстром. Простым людям не докажешь, что я не заразна. А непростым… От них лучше держаться подальше.
В первый раз нам пришлось скрываться, когда папа ещё работал в лаборатории. Был у него коллега, помешанный на науке. Изучал глубинные вирусы, которые поднялись со дна Марианского озера. В научной среде говорят, что раньше оно являлось частью Тихого океана и не имело выхода на сушу. Но всё изменилось после серии мощных землетрясений и извержений супервулканов, начиная с XXI века. Это продолжается уже двести лет и дальше меняет облик планеты. У папы даже был глобус древних людей, где Земля выглядела иначе. Я любила с ним играть. Но он остался на севере, когда мы убегали во второй раз.
– Йана, почему ты ничего не ешь? – спрашивает мама.
– Прости, задумалась. У нас осталась морская капуста?
– Тебе сушёную или маринованную?
– Мам, любую. И зачем ты положила мне вилку? Где мои палочки?
Мать с отцом переглядываются. Папа встаёт из-за стола и выходит из нашей небольшой кухни. Шлёп-шлёп. И обратно шлёп-шлёп-шлёп. Держит в руках продолговатую коробочку.
– Йана, это тебе, – подаёт мне. – Вместо старых. Замучился их чинить.
Открываю подарок. На подложке чёрного бархата столовый прибор – палочки для еды. Настоящие, бамбуковые. Роскошь. Даже для нашей семьи.
– А мой подарок задерживает доставка, – разводит руками мама, усаживаясь напротив меня.
Отец накладывает еду. По случаю праздника вместо пластиковой посуды у нас деревянная и глиняная. Родителям стоило неимоверных усилий тащить это всё на себе из северного полушария в южное, когда мы переезжали. Самым тяжёлым был путь с Уральских островов до Азистралии. Мы собирались быстро, спасаясь от международной службы контроля популяции. Плыли в лодке по Северному океану, где меня… выронили. Родители тогда не на шутку перепугались. Не знали ещё, что я могу дышать под водой.
Сначала хотели осесть на родине, в Индии, но в отель, куда мы заселились, пришли люди в бело-зелёной форме.
– Бор, ещё кусочек? – ухаживает мама за отцом.
Это так мило. Люблю их. А они меня. Я поздний ребёнок. Мама родила меня в сорок пять. Она тогда работала учительницей в Бангалоре. А отец готовился выйти на пенсию, но никак не мог расстаться со своей лабораторией.
Со стороны улицы раздаётся свист, мама подскакивает, шлёпает к окошку.
– Доставка, – сообщает она. – Успели.
В лодке сидит юноша. Он передаёт маме увесистую коробочку, подносит кассовый аппарат к маминому браслету, считывая информацию о платеже, и отчаливает.
– Что ж, мой счёт пуст, но зато сегодня я сделаю счастливой дочку, – улыбается она.
Сгораю от нетерпения. Что там?
Открываем коробку вместе, забыв о пироге и водорослях.
– Книга! – вскакиваю от восторга.
– Прости, с бумажными страницами было слишком дорого, – извиняется мама, – да и в здешнем климате пластик практичнее.
