Что останется от нас, если мы сотрем все свои ошибки?
Они не знали, что время – тоже живое существо. Думали, это простая линейка, но не знали, что оно помнит. Что оно предчувствует.
С самого начала они думали, что могут исправить прошлое. Исправить человечество. Они верили, что если убрать одну ошибку, исчезнет цепочка катастроф. Если предотвратить один взрыв – не будет целой эпохи страха. Если стереть одну трагедию – исчезнет страх и боль целого поколения.
Но ЗАСЛОН знал больше.
Ему пришлось учиться не только логике, но и морали. Не только считывать данные, но и понимать последствия. Он был создан, чтобы спасти людей от их собственного безумия. Но чем глубже он вникал в историю, тем больше понимал: самое опасное для человечества – не война, не токсины или радиация… а уверенность в том, что мы всё знаем лучше.
Искусственный разум наблюдал за ними, читал их мысли, прослеживал миллиарды временных линий. Он видел, как люди повторяют одни и те же ошибки, уверенные, что на этот раз – все будет иначе. Видел, как «победители» переписывают историю, чтобы скрыть цену своих триумфов. Как забывали Чернобыль, Арал, Семипалатинск, Норильск. Как обещали: «больше никогда» – и снова шли по тому же пути.
И тогда ЗАСЛОН понял:
Чтобы защитить человечество, не нужно менять прошлое.
Нужно дать ему шанс в настоящем. Шанс всё запомнить.
Вот почему он позволил им прийти.
Вот почему не остановил их.
Вот почему дал им сделать свой выбор.
Университет. Лаборатория временнóго синтеза. 3021 год.
Надпись на двери лаборатории : «Всё не то, чем кажется и не наоборот»
Марк провел рукой по графеновой стене, и та вспыхнула индикаторами временных аномалий, которые они изучали еще шесть лет назад студентами. Сейчас это все казалось детскими каракулями.
– Ты уверен, что это сработает? – спросила Лия, не отрываясь от экрана интерфейса. Ее пальцы метались по клавиатуре, как солнечные зайчики, выводя код на экран.
– Слушай, мы проверяли эту модель двести раз, – Марк повернулся к друзьям. В его голосе звучала все та же уверенность, что и всегда. – Помните, как мы в общаге спорили о парадоксе дедушки?
– Ну, ты нам еще про горизонт Коши расскажи… Начнем сначала? – Лия все еще колдовала над клавиатурой, не отрываясь.
Кай, сидя в углу на ящике с оборудованием, мрачно хмыкнул:
– Ты тогда сказал, что парадоксы – для трусов.
– И ты вылил мне кофе на ноут, – усмехнулся Марк.
Рейв, разбирая ящик с оборудованием, поднял голову:
– Нам бы твои проблемы. Я вообще в тот день спал на паре по квантовой этике. Опять.
– Потому ты и здесь, – Лия, не оборачиваясь, бросила в него скомканным листом бумаги, – Ты единственный, кто смог собрать стабилизатор, – она кивком головы указала на ящик с оборудованием.
Тишину лаборатории нарушил звук открывшегося замка двери. В комнату вошла Элис, таща двумя руками огромный коричневый чемодан, перетянутый скотчем с надписью «конфисковано».
– Последняя деталь, – она с облегчением поставила чемодан на пол,– процессор из хранилища. Пришлось … договориться с охранником.
Марк поднял чемодан на стол и открыл его, сорвав скотч.
Элис бухнулась на стул, громко выдохнула и обвела взглядом лабораторию. Она смотрела на свою команду, вспоминая, как пять лет назад они впервые собрались здесь – дрожащими третьекурсниками, спорящими об этике времени. Их было всего пятеро, и каждый из них в своих мечтах видел себя и всех остальных в первых рядах научного мира, сделавших значимые открытия в науке. «Мечтатели!» – подумала она, разглядывая каждого.
Марк стоял у панели управления, его поза выдавала привычку командовать и руководить еще со времен капитанства в университетской лиге дебатов. Его хобби до недавнего времени было диггерство – он обожал исследовать разные небезопасные подземные коммуникации в урбанистических подземных катакомбах. И всегда носил часы с двойным циферблатом – подарок отца–хронолога, погибшего в экспедиции в XX век.
