Насыщенно зеленый, наполненный жизнью, лес сохранял тишину. Молодая девушка, очутившаяся в этом месте, вдыхает полной грудью свежий воздух и открывает глаза. Вмиг что-то меняется в её взгляде.
Внутри нарастает страх, и она с паникой оглядывается по сторонам. Вновь здесь. Всё так чуждо и одновременно знакомо. Это словно дежавю – не помнишь ничего, но есть чувство, что ты это проходил, раз за разом.
Девушка разворачивается и испускает вздох, когда видит женщину, стоящую в паре метров от неё. Она одета в длинное белое платье. По точёным плечам струятся тёмные кудрявые волосы. Молодая девушка медленно опускает взгляд и понимает, что на ней та же одежда. Она ощупывает гладкую ткань и вновь смотрит прямо, почувствовав тепло в душе.
– Мама? – с болью шепчет девушка, а женщина лишь слабо улыбается. Всё выглядит так знакомо. С каждой секундой сознание пытается пробиться сквозь толстую стену некого тумана, который защищает от всего, защищает от реальности.
Женщина делает несколько шагов вперёд, ступая босыми ногами по зелёной траве. Она смотрит на девушку, которая всё ещё не может ничего понять. Она так часто бывает здесь, но каждый раз для неё как новый.
– Леа, – негромко произносит женщина и вновь улыбается, чуть склонив голову вбок. – Моя милая, Леа.
– Мама, что мы здесь делаем?
Леа хочет сделать шаг, но её ноги тяжелеют и не позволяют пошевелиться. Она испуганно смотрит на маму, думая лишь о том, как оказалась здесь и зачем.
– Ты должна сделать это. Найди её и приди сюда. Все твои вопросы превратятся в ответы.
– Что найти? Я не понимаю тебя.
– Ты знаешь. Я верю в тебя, – произносит женщина и разворачивается, медленно отдаляясь от Леа. Она пропадает между деревьев, сливаясь с самой природой.
– Мама! Постой! Ответь мне. Умоляю тебя.
Крик Леа не помогает вернуть маму обратно, и она с отчаянием падает на колени. Слезы выступают наружу, а пальцы до хруста сжимаются в кулаки. Ей становится тяжело дышать, и она хватается за горло.
С подобными снами Леа просыпается почти каждое утро. Браслет на запястье мигает бледно-жёлтым, указывая на нарушения в физических параметрах.
Учащенное дыхание, мокрые от слез щеки, повышенное, сердцебиение, легкое давление в горле, потливость – все это она объясняет нарушением фазы сна, соматической аномалией, ведь так учат в Новуме. Никаких чувств – только сигналы. Сон не подлежит анализу, так как это случайная активность нейронов. Он считается побочным продуктом работы разума, "эхом" ненужных, неструктурированных фрагментов сознания. В центре стабилизации говорят: «Сны – отголоски прошлых перегрузок. Нормализуйте режим. Следите за реакциями тела. Помните: чувства – не язык, а биохимия».
Но почему каждый раз, просыпаясь, Леа ощущает… утрату?
Этого слова нет в словаре гражданина Новума. Как и «тоска», как и «любовь». Её обучили заменителям: «ощущение отсутствия», «реакция на пустоту», «сигнальная тень». И всё же, ночью, когда выключаются фильтры и падает плотная маска общественного спокойствия, её тело помнит что-то большее. Это для неё чуждо и непонятно. Внутри что-то дрожит. Не тело, не разум. Что-то посередине. Эти моменты кажутся ей нарушением.
Она верит тому, что её учили. Она каждый раз прижимает ладони к вискам и повторяет формулу: «Я – ясность. Я – система. Я – баланс». Но тело не слушается. Оно скучает по тому, чего не знает. Оно тоскует по голосу, которого никогда не слышало.
Леа не знала, что сны были её правдой, что эмоции – не вирус, а память. Не реакция, а зов.
И однажды, когда трещина в её мире стала слишком широкой, Леа перестала просыпаться с вопросом «почему?». Она проснулась с ощущением «я помню».
