Небо – взбитый коктейль из кисельных облаков с тонкой светлой прослойкой над излучиной реки. В углу движущейся панорамы, обрамленной рамой окна и березовыми рощами, – замысловатый узор из ветвей одинокого дуба. Поезд разгонялся, река за окном приближалась, пока не нырнула под арку моста, перед глазами пронесся болотистый, в камышах берег, мерцающая рябь на воде, крутой подъем на взгорок, потянулся сосновый бор за придорожным подлеском. Вода, деревья, настоящее – все теряется в прошлом, безвозвратно исчезает во времени. А чай пока остается, подрагивает в подстаканнике, ложечка дребезжит, свисает нитка пакетика, покачивается бирка.
Вот так же болтался номерок на пальце Раисы, когда ее вынимали из холодильной камеры. Воспоминания свежие и такие же тяжелые, как трупный запах в морге, мышцы желудка напряглись, создавая ощущение легкой тошноты. Рем поморщился, ложечкой сбросил в стакан бирку чайного пакетика.
Раиса работала врачом скорой помощи, за пятнадцать лет в каких только переделках не побывала, то бандиты раненого добить попытаются, она в эпицентре, то грабители заложников захватят – кого-то из них подстрелят, а ей спасать под прицелом пистолета. И ничего, беда обходила стороной, а в Москве свалилась как снег на голову. Причиной смерти стал плащ красного цвета, у психопата такой носила ненавистная жена. Этот ублюдок набросился на Раису прямо на улице, несколько раз ударил ножом под сердце, хотя хватило бы и одного. Раиса возвращалась в гостиницу из медицинского центра. Прошла лечение, получила направление на экстракорпоральное оплодотворение, выбрала ведущую клинику, где реально могли помочь, подошла ее очередь, она приехала в Москву на консультацию с врачом, получила одобрение, назначили время, и вдруг все пошло прахом.
Убийца скрылся, люди видели его в лицо, сразу за остановкой камера, казалось бы, взять преступника – дело простое, тем более что он состоял на учете не только у психиатра, но и в полиции. И тем не менее сразу задержать его не удалось. Личность убийцы установили – некий Бутов, но психопата не оказалось дома, его подали в розыск, прошел день, два, а расставленные силки так и оставались пустыми. Рем вмешался, и следователя поторопил, и с оперативниками сцепился, едва не подрался с одним умником. И сам подключился, первым вышел на преступника, даже задержал его. Но в то же примерно время появились и местные опера, отбили у него Бутова.
Раису похоронили, убийцу заключили под стражу – в ту самую психушку, где он уже проходил лечение. А через неделю он умер, вроде как пациенты повредили селезенку, когда хватились, было уже поздно. Вот и думай, только ли пациенты виноваты, может, они тоже исполняли чью-то волю. И Рем очень хотел бы разобраться с человеком, который мог управлять этими психами. И в первую очередь управлять Бутовым. Рем даже догадывался, кто мог стоять за всем этим. Подозрение гнездилось в сознании, как червь в яблоке, грызло, шевелилось, не давая покоя. А Раису могли заказать, он знал, кто ненавидел ее.
Поезд подъезжал к Москве, из-под моста вынырнула шоссейная дорога. Утро, одна сторона стоит, еле шевелится, по другой – машины бегут весело, даже на расстоянии можно почувствовать стыдливую радость водителей от того, что в пробке томится кто-то другой. На окно выплеснулись косые брызги ледяного дождя. Перекрестки, светофоры, высотные дома, торговые центры – все как в родной Пензе, но там городской простор окрылял, а здесь масштабы большие, но душные. Или это от волнения сдавливает дыхание? Чем ближе к центру, тем чаще Рем поправлял воротник…
И на мытом шампунями перроне он сорвал с себя шарф, стало вдруг жарко, не хватало воздуха. Не думал он, что мама будет его встречать, а она стоит у столба, стройная и прямая, смотрит на Рема, улыбается и думает, думает. О том, почему она здесь, когда ей так некомфортно в шумной толпе. Приезжие сутками тряслись в затхлых вагонах, от них нехорошо пахло, встречающие говорят, кашляют, насыщая атмосферу вокруг вирусами, бактериями, а она чистая, стерильная, вся в белом. Да и сын тоже запылился в дороге, хотя находился в пути всего лишь одну ночь, и одет он плохо, как бы обнять его так, чтобы не испачкать свое дорогое пальто из нежнейшего кашемира. И руки потом неплохо будет протереть спиртом. Думает она, Рем смотрел ей в глаза, мысли в них как строчки в открытой книге. Он превосходно знал свою мать, хотя и терялся в перипетиях ее жизни.
