Поезд останавливается с протяжным скрипом, и двери с шипением раздвигаются, впуская в вагон удушливый воздух прошлого.
Поезд остановился, но я не могу сдвинуться с места. Стою возле открытой двери в тамбуре, загораживая всем проход. Ветер трепит юбку. Десять лет. Десять лет, с тех пор как я ступала на эту платформу. Всё вокруг было знакомым – тот же облупленный козырёк вокзала, всё те же урны, в которые десятилетиями бросали окурки, тот же запах мокрого бетона после утреннего дождя, приглушённый шум громкоговорителя. Во мне не осталось ничего, что могло бы назвать это место домом.
Колени подкашиваются, руки дрожат. Один шаг – и я снова там. Один шаг – и всё, что я так отчаянно пыталась забыть, оказывается рядом.
– Девушка, идите уже!
Меня толкнули сзади и я невольно вступила на платформу.
Солнце ярко светит, но не греет, как часто бывает весной. Я натягиваю капюшон и быстрым шагом направляюсь к квартире, которую вскоре предстоит продать. Это мой дом… Место, где я родилась и выросла, но теперь одна эта мысль вызывает у меня отвращение. Само осознание, что мне снова приходится ходить по этим улицам, проходить мимо этого подъезда и подниматься по обшарпанной, тёмно-зелёной лестнице, омерзительно.
Я сильнее натягиваю капюшон пальто и ускоряю шаг, стараясь не поднимать глаза. Улицы давят, воздух этого города оставляет на коже налёт, впитывается в лёгкие, заполняет меня изнутри, не оставляя места для чего-то чистого. Я смотрю только под ноги, чтобы не встретиться взглядом с прохожими.
Горло сдавливает, и я сжимаю губы, стараясь не заплакать. Я чувствую, как прошлое снова цепляется за меня липкими, невидимыми пальцами, стягивает вниз, туда, куда я никогда больше не хотела возвращаться.
Коричневая деревянная дверь, два поворота нижнего замка. Я нащупываю ключи холодными, дрожащими пальцами, проворачиваю его и резко нажимаю на ручку. Дверь поддаётся, и я влетаю внутрь, захлопывая её за собой с такой силой, что в тишине раздаётся гулкий звук. Сердце колотится. Я надеюсь, что меня никто не видел.
Я прислоняюсь к двери спиной, вцепившись пальцами в ткань пальто. Воздух в квартире спёртый, чужой – здесь давно не жили. Но даже этот затхлый запах лучше, чем улица.
Старый диван с выцветшей обивкой стоит на том же месте, где я оставила его много лет назад. Под ним наверняка пыль, затвердевшая временем, и потерянные мелочи, которые когда-то казались важными. Столик у окна покрыт тонким слоем пыли, на нём стоит старая керамическая ваза, в которой давно уже нет цветов. Пустота.
Кухня – узкая, тёмная. Шкафчики с облупившейся краской, плитка в серых разводах, ржавая раковина, в которой лежит пустая чашка.
Шкаф забит подростковой одеждой – аккуратно сложенные стопки белых футболок, светло-синих джинсов, серых кофт. На столе ровными рядами лежат школьные тетради, страницы которых я когда-то исписывала мечтами и планами на будущее. Кровать идеально заправлена, как в тот день, когда я закрыла за собой дверь, уезжая в университет.
Я переодеваюсь, запихиваю всю одежду в старую стиралку, натягиваю резиновые перчатки и принимаюсь за уборку. Хлорка режет нос, но я только сильнее тру губкой каждую поверхность. Протираю каждую полку, отодвигаю кровать, залезаю на шкафы.
Старое зеркало всё так же висит на двери. В нём я часами разглядывала себя перед выходом, пытаясь понять, выгляжу ли я достаточно приемлемо для него. Насколько поправилась? Не видны ли бретельки лифчика под футболкой? Не просвечивается ли сам лифчик? Слишком ли обтягивают джинсы или, наоборот, висят мешком? Не слишком ли яркая помада? Или я выгляжу, как замухрышка?
– АААААААА!
Я швыряю грязную тряпку прямо в зеркало. Она медленно сползает вниз, оставляя за собой грязный, отвратительный след – прямо там, где отражаюсь я.
