Я их вижу - Вера Окишева

Она лежала на каменном одре, расправив руки, будто крылья, и глядела мёртвыми глазами в ночное пасмурное небо. Низкие тучи оплакивали её, ветер трепал потускневшие золотые волосы. Её ладони были прибиты каменными штырями, кровь запеклась толстой коркой вокруг ран, на которые падали первые капли дождя. Белое платье шевелилось, даря напрасную надежду, что Ингри жива. Просто её стихия не хотела покидать свою хозяйку, ластилась, как осиротевший щенок, пытаясь пробудить от вечного сна женщину. Но на груди из раны между рёбер расцвёл алый кровавый цветок, пропитывая ткань лифа. Он, как живой, распускал свои лепестки, желая полностью окрасить белый траурный цвет в красный. Красный цвет страсти, цвет крови, и теперь для жениха мёртвой невесты – цвет смерти.

Дрожащей рукой комиссар Димиан ир Аким погладил свою невесту по голове, удостоверяясь, что опоздал – Ингри мертва. Рухнув на колени перед каменным одром, он всхлипнул, не зная, как прикоснуться к любимой. Рыдания рвались наружу, его всего трясло.

– Комиссар ир Аким, – позвали его коллеги, но нервы Димиана сдали, и он раненым зверем разрыдался, уткнувшись в холодную грудь любимой, пытаясь обнять её, чтобы укрыть от ледяных капель дождя. – Комиссар! – вскричали за его спиной и попытались оттащить от мёртвого тела. – Улики! Нужно собрать улики!

Но Димиан не слушал, отталкивал от себя мужчин, никого не видя. Ингри белым пятном на тёмном мокром камне расплывалась перед его взором. Его хрупкая маленькая стихийница с волосами цвета солнца, звонким, переливающимся сотнями колокольчиков заразительным смехом и синими, как само небо, глазами. Воздух – её родная стихия и она была словно соткана из неё. Ингри из толпы выделяла лёгкая летящая походка. Многие говорили, что характер у неё ветреный, но она боготворила Димиана, того, кто не сумел уберечь свою любимую от смерти.

– Дим, приди в себя! – строгий голос напарника не успокаивал. – Дим, надо работать! Ты сейчас затопчешь все следы!

Шумно всхлипнув последний раз, ир Аким оперся руками о холодный камень, встал, пошатываясь на еле держащих его ногах, и слепо моргнул, сгоняя слёзы.

– Да, надо работать, – тихо шепнул он, понимая, что нет времени на личное горе, хотя душа и сердце болели так, словно их вырвали, и теперь в груди зияла дыра. – Я найду эту мразь, – тихо шептал он, давая себе клятву, сильно сжимая кулаки. Ногти больно впились в кожу, раня её. Но эта боль отрезвляла, заставляя работать мозг. – Найду и закопаю собственными руками.

– Дим, – предостерёг его напарник от опрометчивых поступков. – Соберись, иначе вылетишь с работы, – тихо добавил Топаш, украдкой поглядывая на прибывшее начальство, которое уже выходило из машины вместе с некромантами-следователями.

Напарник не видел, как зелёным светом полыхнули глаза ир Акима, но почувствовал, что тот кипит от злости и гнева. Топаш не знал, что в этот миг для Димиана месть стала единственной целью жизни. Месть за смерть любимой.

– Ой! – испуганный вскрик у Татианы вырвался сам собой. И даже не потому, что она по-настоящему была напугана, просто от неожиданности. Столько раз это повторяется, но всегда одно и то же: девушка никак не могла привыкнуть к их неожиданному появлению. Неупокоенные, они всегда преследовали девушку, притягиваясь как магнитом. И хотелось бы Тати знать, кто им на кладбище про неё рассказывает.

В этот раз это была женщина в белом платье, окровавленном на груди, которое развевалось на невидимом потустороннем ветру, волосы уложены в высокую причёску. Видимо, она из родовитых, не простолюдинка. Призраки пугали Тати своей манерой неожиданно появляться перед её лицом в том виде, в каком покинули своё тело.