Когда пропала Джейн, первое, что поразило жителей было то, что ее и вправду звали Джейн. Это казалось горькой иронией, потому что это имя примеряла на себя каждая вторая пропавшая девочка. Ненадолго, всего на несколько дней, пока ее родители в слезах не приходили на опознание. Однако у них была определенность, то щемящее знание, которого лишены остальные семьи, чьи дети однажды утром ушли в школу, прихватив пакеты с сэндвичами, и больше никогда не вернулись домой.
До 1983 года Порт-Таунсенд был самым непримечательным и нелепым городом на севере Штатов, однако в одно сентябрьское утро все изменилось, когда узкие улочки заполонили журналисты с федеральных каналов. Они и раньше бывали в городе, но перспектива написать статью о трех исчезновениях маленьких девочек манила их также сильно, как стервятников манит запах гниющей плоти.
Спустя год жители привыкли к новым лицам на картонных пачках молока, привыкли, что со столбов, трещащих от проводов, суровый океанский ветер срывает тонкие листовки с изображениями улыбающихся подростков. Но к чему они так и не смогли привыкнуть, так это к осознанию, что среди них завелся волк в овечьей шкуре. Еще с сентября 1983 все понимали, что исчезновения детей – не дело рук какого-то таинственного «гастролера», как выражалась полиция после первой пропажи, поэтому приучили себя запирать двери на два замка, провожать отпрысков до школьного забора и выходить на ночные патрули.
Они и знать не могли, что все эти меры предосторожности не помогут.
А не помогут они потому, что дети их по собственной воле шли в неизвестность, смотрели в лица свои будущих мучителей с доверчивой улыбкой, смеялись над их шутками.
Так было до момента, как пропала Джейн.
После ее исчезновения город смог вздохнуть с облегчением, а полиция, расслабив пояса, передавившие животы, вновь вернулась к редким жалобам на шум и отлову пьяных подростков, уснувших на доках.
Казалось, что все смирились с тем, что десять детей, когда-то гулявших по улицам Порт-Таунсенда никогда не вернутся на них вновь.
Все, кроме них.
Кроме тех четверых подростков, для которых исчезновение Джейн стало не точкой окончания кошмара, а началом их собственного спуска в темноту. Они собирались в гараже Люка Беннета, где запах машинного масла и отцовских сигарет создавал иллюзию безопасности. Они считали, что идут к свету, пока не оказались в самом аду.
Они не знали, что тьма, поглотившая их друга, уже наблюдает за ними из-за пелены дождя, из окон домов, мимо которых они проходят каждый день. Не подозревали, что их детские клятвы и самодельное расследование могут завести их туда, откуда не возвращаются.
Но для того, чтобы понять историю, нужно вернуться в самое начало, в дни, когда все только начиналось.
Август, 1983 год, Порт-Таунсенд
Закат тонул в кронах деревьев, словно раненый зверь. Лучи, спотыкаясь о листву, проникали сквозь просветы и окрашивали лица четверых детей в золотисто-красные тона. Старый дуб на холме, возвышающийся над Порт-Таунсендом, хранил их присутствие, как древний страж, год за годом становившийся свидетелем их взросления.
Люк выудил из кармана мятую пачку Мальборо, ту самую, которую стащил из отцовской куртки сегодня утром. Его движения были нарочито небрежными, словно он проделывал это сотни раз. Сухой щелчок зажигалки прозвучал громко в вечерней тишине, и на мгновение все, даже непрерывно болтающий Джои, затихли, наблюдая за ритуалом.
– Отец вчера говорил, что нашли какие-то следы той девочки с двадцать второй улицы, – произнес Люк, делая неумелую затяжку и кашляя в кулак. Его голубые глаза, казалось, впитали цвет неба, и теперь мерцали холодным светом на фоне загорелого лица. – Но я знаю, что это брехня. Ничего они не нашли.
