Второй шанс - Нинель Лав

Воспоминания о Кольке-Прыще приободрили Эрику – это был единственный человек, которому она безоговорочно доверяла, но доверяла не безоглядно, а с опаской, как прирученный к рукам дикий зверек, часто и с тоской в глазах поглядывающий в сторону леса - и заставили действовать, словно здесь в полутьме под платформой она была не одна.

Девушка осторожно придвинулась вплотную к лежащей на земле женщине и дотронулась тонкими пальцами до ее белеющей в полутьме руки.

- Эй, дамочка, отзовись, - тихо позвала Эрика, быстро ощупывая кожаную куртку и ловко расстегивая блестящую молнию. - Это чужая территория и находиться здесь не безопасно.

Взгляд Эрики наткнулся на широко открытые безжизненные глаза женщины - рука ее, обшаривающая карманы куртки, дрогнула и похолодела. Но она тут же успокоила сжавшееся от нехорошего предчувствия сердце.

Чего она так испугалась?! Это всего лишь безобидный труп!

Колька-Прыщ учил, что бояться надо живых, а не мертвых!

Глубоко вздохнув, Эрика заставила себя вновь посмотреть в безжизненные глаза женщины и попыталась убедить себя в том, что перед ней лежит уже не женщина, с которой можно поболтать о чем-нибудь на досуге, поспорить или даже поругаться, а бессловесный, холодный, ничего не чувствующий труп. И теперь ей, Эрике, без разницы мужской он или женский: труп он и есть труп – что-то среднее между жизнью и смертью, как бревно среднее между деревом и изделием из него.

Кажется, так учил ее думать Колька–Прыщ, при обыске покойника (предусмотрительный, мать его!), но чистая наука одно, а практика совсем другое – это был первый практический опыт в ее жизни и давался он ей с большим трудом.

Эрика попыталась думать именно так: труп – это не человек, а бревно. И это сработало! Она снова, уже сознательно, дотронулась до мертвого тела, но уже не отдернула руку, а просто замерла, осознавая изменившуюся ситуацию.

- Это самый обыкновенный жмурик, - шептала она обветренными губами, подбадривая себя звуками собственного голоса. - И по всему видать свеженький и не общипанный…

Уже в следующую минуту Эрика ловко стягивала с мертвой женщины одежду, содрогаясь от страха и радуясь одновременно неожиданной добычи.

Мертвая женщина была молодая и не совсем окоченевшая – руки ее гнулись, расставаясь с тонкой кашемировой водолазкой и кожаной курткой.

Эрика сняла все, даже белье – трупы не имеют стыда, как, впрочем, и она не имела стыда, когда лежала в бреду голой на картонных коробках и куче тряпья в халупе на свалке под пристальными, бесстыдными взглядами мужчин и женщин, собравшихся поглазеть на Колькину «девку-найденку». Поглазеть, а заодно и прикинуть, какую выгоду они смогут извлечь, если она все-таки выживет, и они оставят ее в своей «стае».

С украшениями женщины пришлось повозиться – с коченеющих пальцев кольца снимались с большим трудом, и замок золотой цепочки никак не расстегивался. Пришлось Эрике задирать подол цветастой юбки и лезть за зажигалкой в карман стареньких джинсов, завернутых по колено, чтобы не мешали и не торчали из-под широкой, цыганской юбки с оборками.

Эрика поспешила воспользоваться светом – приблизила руку к замку цепочки и склонилась над ним. Справившись с замком, она сунула цепочку с кулоном в карман джинсов и, не удержавшись, поднесла зажигалку к лицу мертвой женщины.

Еще недавно молодая девушка была ухоженной, модно одетой девицей с короткими, каштановыми, подстриженными под каре волосами, а теперь даже тональный крем не смог скрыть мертвенную серость лица и фиолетовые круги вокруг серо-зеленых глаз. А может, Эрике только показалось, что глаза имеют зеленоватый оттенок из-за крупных, причудливой формы серег ядовито зеленого цвета.