Вторая жена - первая любовь - Алсу Караева

Мои руки дрожат так сильно, что хрустальный кувшин с вишневым компотом, который я несу Самрату, кажется неподъемной ношей. После работы в саду, пальцы, побелевшие от напряжения, судорожно сжимают прохладное стекло. Каждый шаг по длинному коридору нашего большого дома отдается гулким эхом, словно удары молотка по наковальне. В висках стучит одна и та же мысль...

Двадцать семь лет.

Двадцать семь долгих, счастливых лет я ходила этим коридором, зная, что за дверью массивного орехового кабинета меня ждет мой муж, мой единственный мужчина, отец моих детей. Человек, ради которого я превратила этот дом в настоящее гнездышко, вынашивала наших детей, создавала уют каждым своим прикосновением.

Но сегодня чувствовала, что что-то не так. Сердце было не на месте. Я гнала мрачное предчувствие подальше от себя.

Ведь у меня счастливая семья. Любящий муж, прекрасные дети, уютный дом…

Но сейчас к горлу подкатывает тошнота от предчувствия чего-то страшного. И страх сковывает сердце…

– Нет, сын мой, я категорически против! – голос мамы, моей свекрови, просачивается сквозь приоткрытую дверь кабинета, заставляя меня замереть на месте. Никогда раньше я не слышала в ее голосе такого отчаяния.

– Мама, это мое окончательное решение. По закону и традиции у меня есть полное право привести в дом вторую жену, – глубокий, властный голос Самрата, такой родной и одновременно пугающе чужой, вонзается в мое сердце острым кинжалом.

Вторая жена...

Эти слова отдаются пульсирующей болью в висках, словно удары тяжелого молота. Воздух становится густым, как патока, и я не могу вдохнуть. Перед глазами плывут темные пятна, а в ушах нарастает звон. Прислоняюсь к стене, чтобы не упасть – ноги стали ватными, непослушными.

– Адиля? Та самая Адиля, которая предпочла богатство твоей любви? – возмущенный голос мамы звенит от праведного негодования. – Ты забыл, как она разбила тебе сердце, выбрав того промышленника?

Адиля... Это имя, которое я никогда не слышала за все годы нашего брака, вдруг оказывается ядовитой змеей, притаившейся в сердце моего мужа все эти годы. Готовой в любой момент ужалить, отравить все, что мы построили вместе.

– Ты не понимаешь, мама! – в голосе Самрата я впервые за много лет слышу неприкрытую боль и... тоску? Эта тоска режет меня по живому. – Ее выдали замуж насильно! Ее отец даже не спросил ее мнения, когда заключал сделку с тем стариком. Она страдала все эти годы.

Он тоже страдал вместе с ней?

Неужели все эти годы, когда я рожала ему детей, создавала уют, была его опорой и поддержкой, делила с ним радости и горести, он думал о ней?

Каждый раз, когда целовал меня, когда занимался со мной любовью, когда держал на руках наших новорожденных детей – он представлял ее?

Желудок сжимается в тугой узел, к горлу подкатывает тошнота.

– Прошел всего год после смерти ее мужа! – в голосе мамы звучит неприкрытое презрение. – У нее есть старшие родственники, пусть они о ней позаботятся! Подумай о Самайе, о своих детях!

– Я все решил, – эти три слова Самрата падают тяжелыми камнями, погребая под собой мои надежды и мечты. Его тон не оставляет места для возражений – это тон человека, привыкшего, что его слово – закон. – Адиля будет жить здесь. Это мой дом, и я имею полное право...

Звон разбитого хрусталя оглушает меня. Отскакиваю на несколько шагов назад, словно от удара. Красный компот растекается по светлому персидскому ковру, как кровавая река – река моей разбитой жизни. Не помню, как выпустила кувшин из рук. Не помню, как коротко вскрикнула, крик вырвался из груди помимо моей воли, словно раненое животное.

Дверь кабинета распахивается с такой силой, что ударяется о стену. И я вижу его – высокого, статного, в безупречно сшитом костюме, с заметной сединой на висках. Его карие глаза, способные одним взглядом пригвоздить к месту любого подчиненного, сейчас смотрят на меня с смесью удивления и... раздражения? Мой муж. Человек, которому я отдала всю свою жизнь без остатка.