Проблема времени заинтересовала меня еще в 1979 году как одна из вечных и предельных тем естествознания и философии. В некоторых популярных статьях авторы с почтением ссылались на труды академика В. И. Вернадского по этому вопросу. Обратившись к ним, я сразу понял, что непременным условием для решения сакраментального вопроса «Что такое время?» служит другое времяподобное понятие – вечность, но не в религиозном или в абстрактном философском смысле как единство прошлого, настоящего и будущего, а в более простом естественно-научном смысле, т. е. нескончаемое число лет. С биологической и геологической точек зрения вечно то, что не имеет начала, течет бесконечно. Вернадский утверждал, что из всех природных явлений единственно непрерывно только течение жизни, все остальные вещи бренны, возникают и разрушаются. Следовательно, жизнь не случайна, более того – необходима во Вселенной. Значит, время течет как смена поколений организмов.
Для меня такое простое решение оказалось неожиданным и в некотором смысле обрушилось на меня как откровение. Произошла гигантская перестройка в мозгу, все знания, школьные, институтские и приобретенные в зрелые годы, вдруг начали укладываться совершенно непривычно, но удивительно логично. Вся привычная картина мира перестала быть противоречивой, многие ее нерешенные загадки оказались если не разгаданными, то обретшими более четкую перспективу.
Ключевой мыслью, буквально сильнейшей вспышкой света стала для меня фраза из статьи Вернадского «Начало и вечность жизни». В статье он если не опроверг, то поставил под сомнение широко распространенный в науке (в том числе и в моих воззрениях) абиогенез, т. е. привычную для всех идею происхождения жизни из косной материи в каком-то неопределенном далеком прошлом. Фраза звучит так:
«Абиогенез, по этим представлениям, был в начале эволюционного процесса, был, может быть, процессом длительным, неповторяемым в условиях существования Земли, как недостижимо и неповторяемо для нас искусственное обратное превращение позвоночных в их отдаленных предков. Абиогенез, по этим представлениям, есть одна из стадий эволюционного процесса, связанная с теми неповторяемыми и невосстанавливаемыми земными условиями, какие не повторяются и не восстанавливаются для любого эволюционного изменения организма. Мы прежде всего не можем восстановить необходимое и неизбежное для этого – время»[1].
Здесь я остановился и понял принципиальную новизну такой постановки проблемы. Точно помню, когда и где это произошло: в научном читальном зале нашей государственной библиотеки в конце февраля 1981 года.
Вот оно что! Любой, даже самый примитивный организм не мог образоваться из ничего или из материи сам собой, потому что он не мог встроиться в уже шедшее до него время. Оно уже длилось и текло до него. И если кто-то в лаборатории, а таких экспериментаторов в истории науки и сегодня не счесть, вдруг воспроизведет живую клетку или ее самую значимую часть, которая вдруг начнет самосборку, он не сможет пустить созданные химические структуры в ход, заставить их жить. Все такие попытки в прежней науке, а их много и подробно разобрал Вернадский, оказались тщетны не из-за недостаточной изощренности ученого или слабой оснащенности лаборатории. Нет, просто они всегда будут тщетны. Нельзя обойти закон природы. Значит, время суть закономерное и неотменяемое природное явление. Его нельзя запускать заново, оно может течь, только будучи рожденным от такого же живого и текущего.
Это была такая простота, которую невыносимо трудно осознать из-за привычек мышления. Испытанная мною сильнейшая перестройка в воззрениях объясняется тем, что до того я был уверен, что живые организмы «произошли», «появились» когда-то в каком-то случайном порядке. Происхождение жизни – настолько привычный тезис, что за века культивирования стал уже как бы врожденной установкой сознания, впитываемой в самом нежном возрасте. Отчасти из-за очевидного и неоспоримого факта, что тебя самого тоже ведь не было, а потом появился.