Лайнер бесконечно долго бежал по взлетной полосе. Казалось, его тяжелое тело никогда не оторвётся от бетонки. За стеклом ускорялось мелькание разноцветных самолетов, выстроившихся в очереди на взлет. Паша, расположившийся у иллюминатора, держал наготове камеру в ожидании того момента, когда под крылом Боинга откроется вид на Бангкок.
Место у прохода в его ряду занимала Таня, так и не избавившаяся за время поездки от приобретённого десять дней назад прозвища Подержи-Кокос. Она сидела с закрытыми глазами, глубоко откинувшись в кресло, но её поджатые губы выдавали пережитую недавно обиду.
Ничего, танина обида такая же лёгкая, как и сама Таня.
Трансфер в аэропорт напоминал выезд из пионерского лагеря. Изнуренные ночным бдением, сонные участники ознакомительного тура группировались по интересам и привязанностям. Серафима, сдержанно ответившая на моё приветствие в холле отеля, демонстративно отдала свой чемодан кому-то из алтайских мальчиков и также отстранённо в автобусе проследовала мимо занятого мною «нашего» места – сразу над лестницей центрального входа в салон. Устроившись у окна через пару рядов от меня, она с наигранной восторженностью (по крайней мере, именно так казалось мне) разглядывала фотографии на планшете своего оруженосца.
Так глупо эта история не могла завершиться. Просто не имела права. Хотя…
Боинг всё-таки оторвался от полосы и начал стремительно набирать высоту. На дисплее, расположенном в подголовнике предыдущего кресла, высветилась картинка, на которой маленький самолетик, развернувшись над побережьем Сиамского залива, взял курс на северо-запад. В левом нижнем углу экрана зажглись цифры 9:28, запустившие обратный отсчёт нашего путешествия.
Мой эксперимент завершается. Собственно говоря, ему остаётся только девять с половиной часов – время лёта от Бангкока до Москвы.
Накануне в автобусе по пути в Бангкок, в предвкушении последнего вечера в Таиланде, участники тура перестали скрывать свои симпатии, обменивались телефонами, адресами электронной почты и аккаунтов в соцсетях.
– Какие планы на вечер? – почти непринуждённо спросила Серафима, разглядывая свои длинные ноги, привычно закинутые на ограждение над подъёмом в салон автобуса.
– Встретиться с другом, – я старался, чтобы мой ответ прозвучал как можно нейтральнее.
– То есть? – чуть ли не испуганно воскликнула Серафима.
Тон моей спутницы моментально изменился. От непринуждённости, пускай и напускной, не осталось и следа.
– Мой лучший друг прилетает на один день из Сеула.
– Лучший друг, – полувопросительно протянула она.
– Лучший, – подтвердил я. – Мы не встречались с ним два года.
Серафима погрузилась в состоянии грогги. На лице её застыли растерянность и разочарование, перемешанные с изначальным испугом. Такое выражение имеет лицо ребёнка, которому только что отменили долгожданный поход на новогоднюю ёлку.
– И ты так просто уедешь? – спросила она после продолжительной паузы.
– Конечно. Он приземлится через час, – ответил я, взглянув на часы.
– А если я тебя попрошу? Очень.
– Это мой друг. Он летит ко мне.
Серафима втянула ноги в кресло и развернулась к окну.
Признаться, для меня её реакция оказалась неожиданной. Встреча с другом была делом давно запланированным, само собой разумеющимся, а потому не обсуждаемым. Я вообще никого не собирался посвящать в свои планы на последний вечер в Тае. Конечно, кроме герра Думлера, который должен был прикрыть моё отсутствие на прощальном ужине, организованном принимающей стороной.
Серафима продолжала сосредоточенно смотреть в окно.
– А потом, ты же знаешь, – как мог я попытался отыграть ситуацию, – я не могу отказать только своей кошке.
– Знаю, – не оборачиваясь, кивнула она и, по-прежнему глядя за стекло, добавила: – Тогда я напьюсь сегодня.
